Внимание всех собравшихся перед дверью было приковано к Николь, даже Рудг смотрел в ее сторону, и потому я смог незаметно приложить руку к ровному овальному пятну посередине двери, ведущей неизвестно куда. Приложить раз, другой, третий, выгибая мизинец так, что едва его не вывихнул его. Внутри себя я ругался так, что любой боцман, будь он морским или небесным, услышав меня, немедленно покинул бы корабль и занялся фермерством. Или встал зазывалой у входа в таверну, что более всего вероятно.
«Ну давай же, открывайся! — молил я дверь, как будто она могла меня услышать и послушаться. — Времени нет! Сейчас Энжуриас повторит приказ еще раз, Николь прикоснется к вратам, и тогда будет уже поздно!»
Дверь открылась внезапно, когда я, отчаявшись, вывернул другой рукой мизинец так, что едва не взвыл от боли.
— Беги! — крикнул я Николь, и она послушалась.
Когда мимо меня промелькнула ее хрупкая фигурка, я встал перед дверьми, прикрывая их спиной и держа в руке не нож, а фонарь. Тот самый фонарь, что являлся оплатой за переданное письмо. Сверкнуло так, что даже в плотно зажмуренных глазах резануло острой болью.
— Люк! — послышался сзади меня крик Николь, и я шагнул, не оборачиваясь, обо что-то запнулся и завалился на спину.
Закрываясь, дверь стукнула, но звук при этом раздался не такой, каким я уже привык его слышать. Где-то там, за дверью послышались голоса, много голосов, они сливались в общий шум, и среди него выделялся голос потерявшего свою обычную невозмутимость Энжуриаса.
«Интересно, сколько у нас есть времени? — лихорадочно соображал я, слушая, как на дверь сыплются удары. — Если они не смогли открыть ее сразу, значит, это не так-то просто сделать. И Николь ведет себя спокойно».
Чтобы убедиться, что она все еще рядом, я отвел руку в сторону, нащупал ладонью девичье бедро, испуганно отдернул руку и открыл глаза.
К своему удивлению я даже что-то смог рассмотреть, и в первую очередь — встревоженное лицо Николь. Надо же, в первый раз, когда я обнаружил, что фонарем можно не только светить, все закончилось для меня значительно хуже. Тогда у меня полдня в глазах яркие солнечные зайчики гонялись друг за другом. Представляю, что сейчас творится с глазами у наших друзей, ставших теперь врагами.
— Как ты? — мы с Николь умудрились задать этот короткий вопрос одновременно.
И оба умолкли, чтобы услышать ответ.
В комнате, куда мы так неожиданно попали, оказалось довольно темновато. Горел лишь один светильник, а другой вдруг неярко вспыхивал время от времени, чтобы затем медленно погаснуть. А еще свет пробивался сквозь щель не до конца закрытой двери — полосу шириной с ладонь, не больше. Посмотрев на пол, я обнаружил и причину, из-за которой дверь не смогла закрыться полностью — металлический брус. Его я видел и раньше, в коридоре, лежащим у самой двери на полу, и даже посматривал на него как на возможное оружие, но здраво рассудил, что вес бруса будет для меня неподъемным. И вот теперь кто-то из людей Энжуриаса успел просунуть его в дверь, не давая ей захлопнуться.
«Наверное, это Руд, он ближе всех к нему стоял, — рассудил я. — Но как он смог так быстро отреагировать, да еще и с ослепшими глазами?».
— Николь, что с тобой происходило все это время? — задал я девушке больше всего интересующий меня вопрос, после того как убедился в том, что в ближайшее время нашим врагам не удастся открыть двери.
— Леди Эйленора, — ответила она. — Я как будто слышала в голове ее голос и не могла сопротивляться.
— Но как же… — начал я, снова вспомнив о случае в порту Диграна.
Николь ответила, не дожидаясь, когда я произнесу вопрос полностью:
— Она слишком сильна для меня, Люк, слишком сильна, — и девушка печально покачала головой.
— А сейчас? Сейчас она не может тебя заставить что-нибудь сделать? — поинтересовался я. Хотя все не так уж и страшно, думаю, у меня хватит сил удержать Николь от приказов Эйленоры, если та вдруг вздумает заставить ее открыть дверь.
«А как же я сам? — мелькнула тревожная мысль. — Ведь если Эйленора смогла справиться с Николь, то уж со мной и подавно…»
Николь, словно прочитав мои мысли, покачала головой:
— Нужно быть рядом. Сквозь стену или даже двери, она не сможет сделать ничего. И потом, когда ты наконец-то догадался угостить девушку лакомством… Теперь я могу с троими, как она, справиться! — Тут она с улыбкой посмотрела на меня и хихикнула, отчего я открыл рот.
То-то Элейнора держалась чуть ли не вплотную к Николь. Значит, я оказался прав в своем предположении, хотя и не осознавал до конца.
— А что с дверью? Почему они ее до сих пор не открыли? — вопрос я задал больше себе, пусть и вслух, но ответила на него Николь.
— Но кровь Древних-то у меня. Это я их должна открывать. Да и закрывать, оказывается, тоже, — улыбнулась девушка. — За нее можешь даже не беспокоиться. Скажи лучше, что мы будем делать дальше, Люк?
Нам действительно предстояло решить, что делать дальше. В комнате темно, чтобы разглядеть все детали, а мой фонарь некоторое время светить не будет. В этом я убедился еще тогда, когда обнаружил, что он и сверкнуть может, как тысяча близких солнц.
Для начала я попытался сдвинуть брус обратно в коридор и едва успел уклониться от выпада здоровенного ножа, мелькнувшего у самого моего плеча. Потом у меня у самого чуть не получилось резануть ножом по чьим-то пальцам, ухватившимся за край двери в попытке ее открыть. На этом мы все ненадолго успокоились, после чего из-за дверей раздался голос Мелвина:
— Сорингер, давай попробуем договориться?
— Договориться? О чем? — поинтересовался я, чтобы протянуть время. Какое-то время мы можем не волноваться, вспышка фонаря ослепила их всех — будь здоров.
Не представляю, сколько прошло тогда времени, когда я баловался в каюте фонарем и случайно узнал о еще одном его свойстве, на время оставляющем без зрения. Помню, я совсем уж испугался, что навечно остался слепцом, и от паники меня спасло только то, что слепцы не могут видеть свет, а его в моих глазах было предостаточно. Еще мне удалось выяснить вот что: фонарю необходимо какое-то время, чтобы вновь вернуться к жизни и светить по-прежнему. И этого времени нужно даже больше, чем необходимо глазам, чтобы вернуться в нормальное состояние. Так что второй мой страх заключался в том, что фонарь стал бесполезной железкой — зрение уже вернулось, а фонарь еще не светил.
В комнате непременно должна быть еще одна дверь, но ее противоположный край утопал во тьме. За дверь, по уверению Николь, можно не беспокоиться, но кто его знает, откуда у нее такая уверенность? Ведь ей, как и мне, ни разу не приходилось бывать в сохранившихся строениях Древних. Так что в любом случае стоит покинуть комнату как можно быстрее, а для этого нужен свет.
— Сорингер, — продолжил Мелвин, после чего раздался звук, очень похожий на стук лбом по металлу, и ругательство. Я злорадно улыбнулся — Мелвину точно досталось от вспышки фонаря. — Сорингер, ты же сам все видел. Ты только подумай, какие сокровища ждут нас всех! А чего стоит корабль Древних! Ну кто она тебе? Ты будешь богат, Сорингер, очень богат. У тебя таких будут тысячи! И в конце-то концов, она же тебе надоест через неделю, ну, пусть через месяц. Это сейчас вы смотрите друг на друга так, что, признаюсь, мне даже немного завидно. Но пройдет месяц, два, три, и все станет совсем по-другому! А здесь сокровища, вот они, осталось только протянуть руку!
Мелвин говорил что-то еще, но я его уже больше слушал, я смотрел на Николь. Вот оно как оказывается, она на меня тоже смотрит, причем так, что даже Мелвину завидно! И как я раньше не замечал ее взглядов?
Должен признать, что Николь, отлично слышавшая слова Мелвина, не выглядела слишком уж
