такое облако пыли, что Энжуриас поспешил закрыть двери обратно, прикоснувшись трехпалой ладонью теперь уже сбоку от дверного проема.
«Да уж, — подумал я. — Просто так к сокровищам не подобраться, нужно обмотать какой-нибудь тряпкой лицо. А в комнате есть что взять, но вряд ли меня кто-нибудь туда запустит. Да и за Николь нужно приглядывать».
В первых двух окнах по левую сторону коридора ничего разглядеть мне не удалось, но, взглянув в третье окно, я забыл обо всем на свете — через него виделся небесный корабль, тот, что не так давно показывал мне Мелвин.
Отсюда, из этого окна, разглядеть корабль мне удалось значительно лучше, и на этот раз он уже не казался мне похожим на ската. Теперь он походил на… самого себя и только себя. Он выглядел очень красивым, этот корабль, но какой-то особой, непривычной моему глазу красотой. Только две маленькие башенки, представляющие собой, по утверждению Мелвина, таинственный механизм, способный разнести корабль в пыль, немного его уродовали. Но если представить, какая мощь в них таится!.. С ними можно не бояться пиратов, да что там — с ними можно не бояться никого! Потому что: «хлопок — и облако пыли!»
Сколько я ни пытался, так и не смог обнаружить в черном, как мрак ночи, корпусе корабля иллюминаторов, но Древние — такие мастера на всякие чудеса, что нисколько не удивлюсь, если они умели делать металл прозрачным. По крайней мере с одной стороны.
«Вот бы полетать на таком! — размечтался я, на время даже позабыв о Николь. — Возможно, он способен подниматься на такую высоту, что даже у меня, к ней привычному, дыхание замрет от восторга!»
Позабыть-то я о Николь позабыл, но продолжал держать ее ладонь, почему-то непривычно холодную.
— Что, господин Сорингер, нравится? — отвлек меня от созерцания корабля Древних голос Мелвина, и я молча кивнул — а что тут можно сказать, когда и так все ясно?
— И ведь вполне осуществимо, Люк, — впервые за все время нашего знакомства, он обратился ко мне так фамильярно. — Так или иначе, мы к нему доберемся. Думаю, что корабли, как многие другие вещи Древних, работают до сих пор. Не скрою, имеются у нас и другие капитаны, и у этого корабля даже есть свой. Но как знать, как знать, не обнаружится ли здесь, на Гаруде или в другом месте, еще один такой же? А если так, почему бы ему не стать вашим? Хотя вполне возможно, именно вам придется поднять его в небо, — добавил Мелвин, взглядом указывая на корабль. — Конечно, только в том случае, если вы согласитесь стать членом нашего Ордена.
«Соглашусь ли я? Вот уж чего точно пока не знаю. Свобода, господин Мелвин, она знаете какая сладкая девушка? А ведь в этом случае я ее точно лишусь. Но с другой стороны — чувствовать себя в небе абсолютно неуязвимым…»
— Пойдемте, госпожа Соланж, — послышался голос Энжуриаса. — Осталось совсем не много.
Все так же держа Николь за руку, я подвел ее к вратам. Чтобы открыть их, необходимо приложить уже обе ладони, это понимал даже я. Ведь если у двери две створки, значит, и открывать их придется двумя руками.
Ситуация не нравилась мне настолько, что даже слова Мелвина о моих возможных перспективах нисколько на нее не повлияли. Ну не может же случиться так, что одного лишь прикосновения рук будет достаточно для того, чтобы врата открылись. Давным-давно, тысячелетия назад, жили исключительно Древние, и выходило одно из двух: либо они доверяли всем подряд без исключения, либо должна существовать какая-нибудь защита.
Одному Создателю ведомо, какими именно они были на самом деле, но почему-то совсем не верится, что все без исключения — хорошими. Что не совали нос в чужие дела или не пытались похитить чужие тайны, чтобы на этом заработать. Деньги-то после них находятся, пусть они и не из золота и серебра, а из какого-то непонятного металла. Если, конечно, эти пластинки со сложным узором, чем-то похожим на тот, что изображен на дверях, именно деньги.
— Госпожа Соланж, приступайте! — раздался голос Энжуриаса, и на тот раз его тон показался мне особенно холодным. Да и не выглядели сейчас его слова просьбой, скорее приказом.
Николь послушно подошла к вратам и приложила руку к левой створке. Предчувствие никогда не являлось сильной моей стороной, но на этот раз оно меня не подвело: едва девушка добавила вторую руку, как вздрогнула всем телом и начала медленно опускаться на пол. Я успел к ней первым, по пути отбросив в сторону попытавшегося заступить мне дорогу Руда.
Подхватив Николь уже самой земли, я с ужасом подумал, что держу уже бездыханное тело. Но нет, она посмотрела на меня и даже попыталась улыбнуться. Дверь, кстати, скрипнув чем-то внутри себя, чуть дрогнула, но ушла в стену так немного, что между створками не образовалось даже тоненькой щели.
— Как ты? — спросил я у Николь, убирая прядь волос, легшую ей поперек лица.
— Мне плохо, Люк, — со слабой улыбкой ответила она, пытаясь выскользнуть из моих рук.
Вижу, что плохо — даже у покойников лица не всегда бывают такими бледными.
Я помог девушке подняться на ноги, но теперь уже удерживал ее обеими руками — Николь так и норовила снова сползти на пол. В сжатом кулаке негромко хрустнуло, и я незаметно вложил в ладонь Николь небольшой круглый предмет. «Это точно должно тебе помочь почувствовать себя хорошо, но не для того, чтобы вновь попытаться открыть дверь».
— Господа, — обратился я сразу ко всем, поворачиваясь к ним боком и все еще удерживая Николь на руках. — Девушке очень плохо, и следующей попытки она уже не переживет.
Ни в глазах Энжуриаса, ни у Мелвина, ни у Эйленоры я не увидел никакого сочувствия, наоборот, какое-то нетерпение. Разве что у Рудга и тех двоих, его коллег по ремеслу, глаза были полны холодного равнодушия.
«Да уж, — в отчаянии подумал я, — ситуация дряннее не придумаешь. Но почему сама Николь ведет себя так? Я же своими глазами видел, как она в Сошоне справлялась с шестью здоровыми мужиками. По крайней мере, до того момента, когда мы с Лардом и Энди вошли в комнату. И пусть она утверждает, что сделать что-нибудь плохое она не может, но уж защитить себя… Почему она, как та марионетка из балагана, подчиняется любому слову Энжуриаса? Почему?»
Едва мне в голову пришла мысль о Энжуриасе, как тот сделал неуловимое движение подбородком, и я оказался отрезанным от Николь могучей грудью Рудга. Он встал спиной к остальным, ростом на голову выше и в полтора раза шире, поглядывая на меня с легким любопытством: мол, мне будет очень забавно, если ты попытаешься дернуться.
Девушку вновь подвели к вратам, но под руки никто ее уже не поддерживал, а на щечках самой Николь играл неяркий румянец.
«Подействовало, — решил я. — Теперь она должна почувствовать себя значительно лучше».
— Госпожа Соланж, — как будто несколькими мгновениями ранее ничего не произошло, все тем же ровным холодным тоном обратился к ней Энжуриас, — вы должны попробовать открыть дверь снова. Вы должны понимать, что сейчас, когда мы всего в двух шагах от цели, нас не остановит ничто. Возможно, вам повезет и вы останетесь живы. Если же нет… Что ж, в таком случае все мы будем вспоминать о вас с благодарностью. Итак?
Николь единственным шагом вплотную приблизилась к вратам, подняла руки и на миг застыла, ища своим взглядом мой.
И я сказал ей:
— Не бойся, Николь, сделай это!
Но поняла ли Николь то, что я попытался объяснить ей без слов — взглядом, мимикой, движениями пальцев?
Я шагнул назад. Теперь сразу за моей спиной оказалась дверь, в точности напомнившая ту, что открыл Энжуриас, после чего в расположенной за ней комнате чуть ли не все рассыпалось прахом. В тот миг я отчаянно наделся, что мне удастся открыть ее легко, как открыл другую дверь седобородый, потому что только в этом заключался наш единственный шанс. Еще одной попытки открыть врата Николь точно не переживет. И нужны ли мне все сокровища мира Древних, в том числе и этот их летучий корабль, без девушки, что стояла сейчас перед дверью и отсчитывала последние мгновения своей жизни? Нет.
