людей из головы рожать собрался?
— Ага, деда. Из головы! — Жизнерадостно согласился Мишка. — Ты — граф, тебе нужны бароны! Пожалуй десятникам, которым доверяешь, земли в твоем воеводстве и по пятку холопских семей из добычи. Поверстай их в воеводское боярство. Из твоих рук получат, за тебя стоять и будут, а придет время (прости деда, жизнь есть жизнь) и за твоего наследника. Потому, что нет Лисовинов на воеводстве, нет ни их боярства, ни земель.
— Кхе… Вот оно как… Лавруха, ядрена Матрена… Михайла, ты это…
Дед непритворно растерялся, зрелище было совершенно удивительное.
— Что ж я как князь? Со своими боярами… Да-а-а… Кхе! Поганец!!! Удивил! Нет, ну как измыслил! Лавруха, ты слыхал? А? Поганец! Умница! Поди сюда, внучек, дай я тебя… Эх, Фролушка бы, покойник, порадовался. Ну как измыслил! Лавруха, да ну его к лешему это сбитень, вели… Там у нас в погребе, вроде бы, пиво еще оставалось, вели принести, и закусить чего-нибудь.
— Деда, кого в бояре-то поверстаешь?
— Ну, придумаем… Потом.
— Сейчас надо решать, — возразил Мишка — чтобы завтра дядя Лавр мог выбрать: кого из холопов нам оставить, кого твоим боярам пожаловать.
— Кхе! Лавруха, да пошли кого-нибудь за пивом! Ну… Луку можно, Алексея Рябого еще… Люди верные. Кого ж еще-то?
— Может, Игната? — Предложил Мишка.
— Молод больно.
— Зато верность проявил, — поддержал племянника Лавр — и ратники его десятником выбрали.
— Ну, допустим. — Неохотно согласился дед. — Трое выходит. Эх, мало верных людей.
— А Тихона? — Попытался пополнить список Мишка.
— Да он, может, еще и с десятком не управится. — Отмахнулся дед. — Нет, рано, потом, может быть.
— Значит, трое. Четвертая — Нинея.
— Что-о-о?!! — Корней и Лавр одновременно изумленно уставились на Мишку.
— Она и так боярыня. — Надо было ковать железо, пока горячо. — Древлянская боярыня Гредислава.
— Ты-то откуда?.. — Начал было дед, и сам себя прервал: — Ну, да. Понятно. Только… Нет, не примет. Зазорно ей мне поклониться. Я для нее не смерд, конечно, но и не ровня. Ей даже природные Рюриковичи не ровня.
— Я попробую уговорить. — Попытался настоять на своем Мишка. — Она ко мне хорошо относится, говорила, что любят меня Светлые Боги.
— Да мало ли кого Боги любят! Здесь гордость такого древнего рода, что нам и не вообразить! Она через это не переступит. Подыхать будет, но не переступит.
— Она боится, деда.
— Чего боится?
— Что придут попы с воинами и убьют, как ее наставницу. Что умрет и преемницу себе не воспитает. Что внуков вырастить не успеет. Ей каждый день будущий страшен. Защита Нинее нужна, опора, надежность. — Мишка высыпал ворох информации и, пока дед ее не переварил, задал провокационный вопрос: — Мы же можем ей твердо обещать, что не придут и не убьют, что внуков сиротами не бросим, что будущее ее, сколь ей там еще отпущено, бедой не обернется?
— Можем-то, можем… — дед неопределенно пошевелил пальцами в воздухе. — Но тогда получится, что не она нам, а мы ей служим. В каком-нибудь ином случае, такому древнему роду и послужить не грех, конечно, но если пройдет слух, что мы волхву покрываем… Даже не покрываем, а прислуживаем ей! Нет, Михайла, не дело ты предлагаешь!
— Хорошо, тогда последний аргумент…
— Что последний?
— Последний довод. Белояра с людьми кто-то ждал. «Людей в белом» кто-то послал. Нинее кто-то поля сжал и деревню в порядке содержит. Ты веришь, что это три разных «кто-то»? Или это один и тот же?
Лицо деда мгновенно сделалось жестким, он снова подхватил ножны с мечом и переложил их на другое место.
— Так, вот, значит, что… Людей, значит, под себя собирает, силы копит. Для чего?
— Помнишь, деда, откуда у меня самострел?
— Как же не помнить? Баба с «Громовой стрелой»… Кхе! Так ты думаешь и она к ЭТОМУ ехала?
— Вполне могло быть. — Подтвердил Мишка.
— А Нинея-то ему зачем?
— Если готовится восстание язычников, то во главе должен быть кто-то из очень древнего рода, а если волхв, то еще лучше. Сам «кто-то», видимо, из худородных. Умный, умелый, сильный, но без длинного списка предков. Нинея — то, что ему надо. Лучше бы, конечно, мужчина, но, похоже, не нашлось подходящего. А может быть, все еще круче: хотят возродить совсем древние порядки, когда во главе родов женщины стояли. От поклонников Перуна, ведь, тоже баба ехала. Во всяком случае, если грянет, то в Турово-Пинском княжестве начнут именно с нас. И время подходящее: Великий Князь при смерти, среди Рюриковичей, вот-вот, усобицы начнутся.
— Ну, это мы еще посмотрим: кто с кого начнет. — Дед грозно пошевелил бровями. — Нам местной погани мозги вправлять не впервой. Но Нинея-то при таких делах с нами вообще разговаривать не станет!
— Наоборот, деда.
— Как это?
— Не такие уж мы и худородные. — Мишка решил идти ва-банк. — Во мне, например, четверть крови от Рюриковичей.
— И это прознал, поганец? — дед в растерянности развел руками и глянул на Лавра, словно ища поддержки. Тот в ответ тоже развел руки и пожал плечами, демонстрируя полную непричастность к осведомленности племянника.
— Языки людям даны, чтобы болтать, а уши — чтобы слушать. — Пояснил, ничего не объясняя, Мишка. — Однако и без Рюриковичей, я — восьмое колено рода десятника Лисовина. Не простого ратника, а того, кто других в бой водил. И не важно, что только десяток. Главное — повелевал и за людей отвечал. И роду нашему два века.
— Ты — восьмое колено, а Нинея двадцатое, — парировал дед — а может и больше!
— Наверняка больше. — Не стал спорить Мишка. — Славяне живут здесь десятки веков, кто знает: когда начало складываться боярство? Может и тысячу лет назад. За одно поколение принято считать 25 лет. Значит, Нинея, запросто может быть и из тридцатого, и из сорокового колена.
— Тем более! — Победно утвердил дед.
— Вовсе нет. — Продолжил дискуссию Мишка. — Нинея, будучи боярыней такого древнего рода, да еще волхвой, прекрасно знает, что род может стать древним, если не выродится и не ослабеет в третьем- четвертом колене. Ну, или если не пресечется почему-либо. Вот Данилин род дал четырех сотников, но четвертый сам от сотничества отрекся. Ты же не отрекся, хотя тоже увечен!
— Увечья, внучек, разные бывают!
— Да, но дурного сотника зарезал прадед Агей, а не Данилин дед, и сотню из ничего поднял тоже Агей. И ты сейчас, тоже, сотню поднимаешь, а Данила только и смог, что свой десяток угробить. Энергетика утрачена напрочь, а у нас сохранилась.
— Что утрачено? Ладно, понял. Ну а род Пимена? Тоже утратил эту…
— Энергетику. Может, утратил, а может и не имел никогда. Я отцу Михаилу помогал поминальные
