— Да хоть князь Владимир! Держи своего старшину, чтоб харю не расквасил. И так живого места нет, как будто в ступе его толкли… Еще и ерепенится, Бешеный.
Мишка готов был поклясться, что тон, которым произнесла Юлька слово «Бешеный», совершенно не вязался со смыслом самого этого слова. Почему-то, в ее устах, от этой злой клички повеяло теплом и заботой. Тут же вспомнились и дедовы слова: «Роська — это на всю жизнь».
Лес, казалось никогда не кончится, солнце давно уже село и под деревьями наступила почти полная темнота. Под ногами одни только кочки, пни и корни, а в воздухе — хлещущие по лицу ветки и колючие еловые лапы. Увидев красноватые отблески, Мишка сначала подумал, что у него от усталости и боли мелькают в глазах искры, и только чуть позже разобрался, что видит сквозь просветы в растительности пламя нескольких факелов. Тут же до слуха стали доноситься человеческие голоса, топот копыт и, кажется, собачье поскуливание.
Мишка рванулся к свету, конечно же, тут же споткнулся, но долететь до земли ему не дали. Фома и Роська подхватили его, закинули мишкины руки себе на плечи и уже не отпускали до самой опушки леса. Мишка, впрочем и не сопротивлялся, только перебирал ногами, чтобы совсем уж не висеть мешком у ребят на плечах.
На выходе из леса обнаружилась настоящая спасательная экспедиция: дед сопровождаемый четырьмя ратниками — верхами и в полном вооружении — и отец Якова, держащий на сворке повизгивающего от нетерпения пса.
— Михайла! Слава Тебе Господи… — Дед осекся, разглядев в свете факелов заскорузлую от крови рубаху внука, обвисшего на плечах Роськи и Фомы. — Ранен?!!
Мишка попытался придать себе бодрый вид, а Юлька тут же затараторила, успокаивая сотника:
— Не ранен, не ранен! Кровь не его. Побился только, но ничего не сломано, и устал сильно…
— Господин сотник, разреши доложить! — прервал Роська Юлькин отчет. — На Старшину Младшей стражи Михаила в лесу напали пятеро. Двоих он убил, еще одного тяжело ранил. Потом вызвал первый десяток Младшей стражи, чтобы догнать оставшихся двоих. Следы привели к броду через реку, но уже стемнело и Старшина Михаил решил отложить преследование до утра. Трупы убитых сейчас принесут сюда. За старшего остался десятник Младшей стражи Дмитрий.
Дед длинно выдохнул и расслабившись сгорбился в седле. Из-за его спины выехал бывший десятник Глеб, держа на отлете факел, с которого капала смола, склонился всматриваясь в Мишку.
— Э-э, да ты совсем плох, парень, ребята, подсадите-ка его ко мне за спину, надо вашего старшину домой поскорее. И ты, лекарка, садись-ка к Николе, Михайлой заняться надо… Да ты и сама понимаешь. Корней Агеич, как Михайлу отвезу, возвращаться? — Дед ничего не ответил, только махнул рукой. — Ну, ладно, тогда мы поехали.
Мишка, усевшись с помощью ребят на крупе коня, прижался к обтянутой кольчугой спине Глеба и закрыл глаза.
— Эй, Михайла, ты только не усни, а то свалишься. Слышишь?
— Угу…
Глеб тронул коня и, видимо опасаясь, что Мишка действительно уснет и свалится, продолжил разговор:
— Как же ты один с пятерыми справился?
— Повезло…
— А кто такие?
— Не знаю…
— Специально тебя поджидали?
— Не-а, случайно наехал.
— Да, если б специально ждали, ты бы от них не ушел… А ребята твои молодцы — сразу на помощь кинулись.
— Так учим же…
Убедившись, что Мишка внятно поддерживает разговор, Глеб понукнул коня и поехал быстрее. Мишка запрыгал на крупе коня, каждый толчок отдавался болью во всем теле.
— Дядя Глеб, помедленнее…
— Потерпи, парень, недалеко уже. Ну и напугал ты всех! Кобыла твоя прибежала — вся в пене, дрожит, бок в кровище. Дед твой, как раз, с Выселок вернулся, поднял всех, кого нашел… Ничего непонятно, ребята твои тоже — убежали и сгинули. Ты не спишь там?
— Не сплю.
— Вот я и говорю: ничего непонятно, куда идем, с кем встретимся? Нас-то пятеро всего набралось, остальные все в полях ночуют. Хорошо, хоть собака след взяла, а то и не знали бы, где искать.
— Угу.
Разговаривать не хотелось, Мишка отзывался только для того, чтобы показать Глебу, что не уснул.
— Мать твоя перепугалась, вон, смотри: в воротах стоит.
Мишка вытянул шею, выглядывая из-за плеча Глеба. Действительно, в воротах были видны фигуры нескольких женщин.
— Аня! — Еще издали закричал Глеб. — Все хорошо! Цел твой парень, и остальные тоже все целы!
— Мишаня! — Из группы женщин выбежала мать, схватила Мишку за полу рубахи. — Ой, а кровь- то…
— Не его это. — Успокоил Глеб. — Парень твой — богатырь, один с пятерыми схватился, двух татей уложил, вот и замарался.
До самого дома мать так и шла рядом с глебовым конем, держа Мишку за полу и время от времени тихо повторяя:
— Мишаня, сынок… — А Мишка каждый раз так же тихо отзывался: — Все хорошо, мама.
На подворье Глеб помог Мишке слезть на землю, держа за шиворот, как щенка. Хотел было спешиться и сам, но отчего передумал и только спросил:
— На крыльцо-то влезешь, богатырь?
Мать подхватила Мишку по руку, под другую подлез еще кто-то, Мишка не разобрал — кто.
— Спаси тя Христос, Глебушка, — мать поудобнее перехватила мишкину руку — мы теперь сами доберемся.
— Не на чем… Аня, сейчас Никола Юльку подвезет, он сначала к ее дому завернул, наверно, за лекарством… Ну, я поехал.
Дальнейшее Мишка воспринимал уже смутно. Его раздевали, укладывали, Юлька прикладывала к больным местам что-то горячее, остро пахнущее лекарством, обматывала тряпками, а он все ловил какую- то, все ускользающую мысль, так и не поймал — уснул.
Глава 2
На следующий день мать разбудила Мишку далеко за полдень. Все тело ныло, и вставать не хотелось настолько, что Мишка даже попробовал покапризничать, как маленький, но мать проявила твердость.
— Такие болячки, как у тебя, припарками только у стариков лечат, а для молодых главное
