потребовал? Кажется, вы давеча говорили, будто плохо умеете обращаться с мечом?
– Все побежали и я побежал, – буркнул Казаков. – Мне что, Мишеля бросить надо было? И хочу заметить, что меч не столь сложен в обращении.
– И что вы скажете по поводу ночного штурма? – вопросил Ангерран, проявляя неплохую осведомленность о недавних событиях.
– Бездарно. Нападающие и обороняющиеся вели себя просто бездарно.
– Подробнее объясните, – потребовал Ангерран.
– Н-ну… – Казаков ненадолго задумался, но правильному ходу мысли мешали головокружение и дергающая боль в руке. – Насчет англичан не знаю, а сицилийцам я бы посоветовал не кидаться с мечами на лезущих через стену солдат. Лучше устроить чуть подальше несколько десятков людей с этими самыми арбалетами, чтобы отстреливали атакующих – против железного болта никакой доспех не устоит. Тех, кто прорвался – добивать мечникам.
– Разумно, – согласился де Фуа. – Вы неплохо знаете тактические приемы, который раз убеждаюсь. Так, как вы описали, почти никто и никогда не делал. Разве что сарацины при штурме Аксалона в 1153 году. Я там был, видел… Если бы не глупость тамплиеров, мы бы взяли город немедленно.
– «Мы» – это кто? – уточнил Казаков.
– Крестоносное войско короля Иерусалимского, – отчетливо сказал Ангерран и подозрительно оглядел Сергея. – Плохо выглядите, сударь. Красный весь, в поту… Разве монахини не приносили вам лекарств? Между прочим, – де Фуа усмехнулся, – говорят, будто сухой корень горчицы в смеси с высушенным ухом черной собаки и порошком извести дает превосходные результаты.
– Больной сразу оказывается на том свете? – апатично поинтересовался Сергей, не находя здесь ничего смешного.
– Почти, – хохотнул Ангерран. – Просто к жару и истечению жизненных гуморов прибавляются боли в животе и понос. Не думайте, я не смеюсь. Просто, отжив большую и лучшую половину жизни среди арабов, я знаю, каково лекарское искусство неверных и сколь долго европейцам придется учиться у сарацин.
«Сейчас достанет из кармана тушеную по сарацинским рецептам черную жабу и заявит, что это панацея от всех болезней, – уныло подумал Казаков. – Причем любой человек из местных обязательно бы поверил в целительную силу этой вот черной жабы или какого-нибудь экстракта яичников летучей мыши, съел бы и очень не исключено, что поправился. За счет самовнушения. У меня такое никак не получится».
– Покажите-ка, что там у вас, – сдвинул брови Ангерран и, подойдя, устроился на импровизированном ложе. – Не дергайтесь, дайте посмотреть. Я сорок пять лет живу в постоянной войне и видел многое. Кое в чем разбираюсь и дошел своим умом, другому научили сарацины…
«Может, старик на самом деле профессионал? – не без надежды спросил сам себя оруженосец сэра Мишеля. – Сорок пять лет воевать, не хухры-мухры! Интересно, сколько сейчас Ангеррану? Начал, допустим, в восемнадцать, сорок пять кладем сверху, значит, за шестьдесят точно…»
Мессир де Фуа быстро размотал толстыми и огрубевшими, но проворными пальцами разрезанный шелк Беренгарии, осторожно и недоуменно осмотрел нижнюю повязку, сделанную из стерильного пакета первой помощи и металлизированной подушечки, принятых в ХХ веке, и, наконец, пожевал губами, уставившись на Гунтерову работу – достаточно аккуратные швы.
– Крайне любопытно, – ни к кому не обращаясь, заметил Ангерран. – Кто это вас штопал? Неужели монашки раскопали в Мессине сарацинского лекаря?
– Господин фон Райхерт, второй оруженосец сэра Мишеля…
– Угу, – кивнул старик. – Недурная работа. Но безнадежная. Хотите, я вас напугаю?
– Напугайте, – угрюмо отозвался Казаков.
– Тогда потерпите, – де Фуа сначала легонько прикасался к коже вокруг швов, словно отыскивая нужное место, а потом надавил большими пальцами ближе к внутреннему краю шрама. Сергей выматерился.
– Смотрите, – преспокойно сказал Ангерран, довольный своими действиями.
Между двумя пропитанными кровью шелковыми нитями выступили мутные белесые капельки. Гной. Звиздец.
– В лучшем случае проваляетесь полтора-два месяца, – Ангерран невозмутимо смотрел в глаза Казакову. – В худшем – умрете через неделю и будете очень просить, чтобы вас добили. Ставлю на худший вариант. Рука покраснела до запястья всего за одну ночь? Я так и знал. Черт, при мне, лет двадцать назад, шевалье де Бофора из Нормандии ранили в живот, а через день он уже бегал, как миленький! Раз на раз не приходится. Что думаете делать?
– Ничего, – самым мрачным голосом проворчал Казаков. Великолепные новости, ничего не скажешь. Разумеется, еще могут помочь оставшиеся антибиотики, но, если три инъекции убойного Цефрана, истребляющего почти все существующие микроорганизмы, не подействовали, значит, дело труба. – Что-нибудь посоветуете?
– Посоветую, – кивнул Ангерран и сверкнул мальчишескими голубыми глазами. – Только сначала задам вопрос. Вы полагаете себя честным человеком?
– Полагаю, что нет, – врезал Казаков правду-матку. – Знаете, мессир, это сложная философская тема. Я могу быть честен с собой, хотя… Хотя тоже не всегда. Я более-менее честен со своим ближайшим окружением. Чего вы ожидали? Признаний в том, что я светлый паладин наподобие Ланселота?
– Элеонора не ошиблась в выборе, – негромко сказал рыцарь. – Неважно… Вам знакомо чувство благодарности?
– Отчасти, – фыркнул Сергей, категорически не понимая, к чему этот разговор. Все психологи будущего, занимавшиеся экстремальными ситуациями, в один голос советовали: если ты в тяжелом положении и ждешь от кого-то помощи, говори этому человеку правду, только правду и ничего, кроме правды. Правда обезоруживает, превращает самого страшного врага в союзника.
– Ну и отлично, – легко согласился мессир де Фуа. – Часть благодарности – уже благодарность, а не пинок в задницу. Извините за резкую формулировку. Я вас поставлю на ноги сегодня же. Рано или поздно вы вспомните о слове, которое сказали только что: «отчасти». Надеюсь получить свою часть вовремя. Согласны?
– Будете кормить копчеными жабами? – скептически вопросил Казаков, не придавая особого значения малопонятным словам Ангеррана. – Или поить отваром детородного органа какого-нибудь святого?
Седой расхохотался, да так, что согнулся вдвое.
– Чувство юмора у вас, Серж, – вытирая слезы, рыдал от смеха рыцарь, – будто у тамплиера! Боже, откуда вы такой случились? Завелись в Мессине, как мыши появляются из грязного белья? Успокойтесь, не подадут вам на обед никаких жаб и жареных святых статей! Все произойдет гораздо проще и сложнее одновременно. Ложитесь-ка на спину, закройте глаза, а главное – не обращайте внимания на боль в руке.
«Колдовать, что ли, начнет? – грустно усмехнулся про себя Казаков. – Или научился у арабов экстрасенсорике? Не верю!»
Ангерран снял колет из мягкой коричневой замши, бросил его на стул, попутно запер дверь – мало ли, ворвутся и помешают – потом закатал рукава и громко предупредил:
– Во-первых, будет очень больно. Даже при том условии, что я не стану касаться вас и пальцем. Во-вторых, постарайтесь изгнать из головы все до единой мысли, если у вас таковые вообще существуют.
– Катитесь вы знаете куда? – оскорбленно буркнул Казаков, пытаясь
