– Что? – обреченно вздохнул Санчо Мудрый. – Только не говорите, что вы в нее влюбились, мессир Хайме. Конечно, Беренгария очаровательна, однако ей еще рановато становиться предметом всеобщего поклонения.
– Я готов сделать все, чтобы госпожа Беренгария забыла зло, причиненное ей Рамоном, – чуть высокопарно, однако вполне искренне заявил младший из рода де Транкавелей. – Сир, вы обещали моему отцу, что этим летом приедете погостить в Ренн-ле-Шато. Возьмите с собой принцессу, умоляю!
– Э-э… Я у нее спрошу, – осторожно сказал король Наварры. – Если она согласится, обещаю, что возьму Беренгарию с собой. Но не думаю, что она захочет.
Хайме ушел, оставив Санчо Мудрого в смятенном состоянии души.
А потом настало утро и была мертвая собака – добродушный домашний пес, никому, кроме кроликов и куропаток, не причинявший вреда. Рамон, его жена Идуанна де Бланшфор и амант Гиллем уехали. Беренгария вышла из своих покоев вместе с мессиром Хуаном де Рамалесом. Сам граф Бертран и двое его младших сыновей вместе с болтушкой-сестренкой гостили в Барселоне еще месяц. Хайме не переставал робко ухаживать за Беренгарией и в конце концов добился того, чтобы принцесса обратила на него внимание – младший Транкавель выгодно отличался от своих братцев хотя бы тем, что был отчасти честен.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Маньяку-приключенцу всегда найдется quest…
Ричард Львиное Сердце в Сицилии был великолепен, что с ним случалось крайне редко и только в строго определенных ситуациях.
Война не есть постоянное состояние, а поэтому в любое другое время, когда прекращались бои, схватки, сражения, турниры, поединки и прочие шумные забавы, связанные с нанесением противнику тяжких или особо тяжких телесных повреждений, у короля Британских островов и Аквитании наступала депрессия. Нормально он себя чувствовал, только сжимая в руке меч или копье для конного боя. Собственно, ничего особенного в том не было – да, у Ричарда начинает немедленно болеть голова или живот, когда приходится заниматься тем, что эвфемистично именуется «важными государственными делами», но, согласитесь, и королем-то Ричард стал по чистой случайности. Его отец, Старый Гарри, никогда не готовил четвертого сына к управлению королевством, в отличие от Генриха- младшего, весьма начитанного и образованного молодого человека, учившегося у самого святого Томаса Бекета. Ричарда с юных лет увлекали артуровские легенды, поиски Грааля и великие подвиги рыцарей Круглого Стола. Хотя, как ехидно сказал Казаков Гунтеру, вышеназванные рыцари на самом-то деле являлись сиволапыми варварами, ничуть не лучше каких-нибудь остготов или вандалов. Несомненно, бритты шестого века, управляемые Артуром и его двоюродным братцем Мерлином, слегка хлебнули римской цивилизации, но, когда император Гонорий в начале шестого столетия отозвал легионы из Британии ради борьбы с германцами, островные кельты быстро покатились по наклонной плоскости и двор Артура ничуть не отличался от дворов Меровингов, Теодериха или Алариха: обычное непринужденное варварство, простота и курицы с гусями в тронном зале, если таковой вообще существовал.
Гунтер сначала повозмущался тем, что прагматичный Серж испаскудил столь красивую легенду – Ланселот, Зеленый Рыцарь, Оркнейская Четверка в составе Агравейна, Гавейна, Гахериса и Гарета, Грааль, подвиги сэра Борса, прекрасные дамы, феи и колдуньи… Но потом стало ясно: Казаков, к сожалению, прав, и в своих язвительных, однако обоснованных выкладках не ошибается.
– Ты сам посуди, – втолковывал Сергей Гунтеру несколько дней назад, когда от скуки и ничегонеделанья в монастыре господа оруженосцы сошлись в споре о древних легендах, – мы видим перед собой эпоху варварских завоеваний. Пятисотые – шестисотые годы. Вандальский вандализм с отшибленным носом Венеры и групповым изнасилованием жены последнего цезаря – это отнюдь не варварство. Цезариссе, кстати, понравилось… Это общий симптом. Стереотип поведения кельта или германца.
– Кхм, – Гунтер воззрился на Казакова с умилением изголодавшегося вампира, завидевшего ночью в лесу одинокую графскую дочку, потерявшую дорогу к родимому замку. Но Сергея, что называется, несло:
– Так вот, я вас спрашиваю, господин фон Райхерт, почему при дворе Артура должно было быть лучше? Традиции Рима забылись, дороги разрушились, Адрианов вал зарастает травой, а пикты, которые к тому времени еще оставались целы и невредимы, наглеют и захватывают королевские домены. Церковь в упадке, ибо никто не знает латыни. Записан случай, как некий епископ в артуровские времена крестил in nomine Patris et
– Картина получается жутковатая, – вздохнул Гунтер. – Блестящий рыцарь в позолоченных доспехах и с просветленным взором испаряется, на его место приходит варвар в шкуре и проржавевшей римской кирасе с рыжей бородищей, цветными татуировками и шрамами на роже. Добавляем залитый пивом Круглый стол и тискающего прислужниц короля Артура. Приехали…
– Не отвлекайся! – воодушевленно заявил Казаков. – Мы о Галахаде говорим. Этот дикарь-бритт свихнулся на религиозной почве еще в детстве. Когда же мамаша Элейна, брошенная Ланселотом в пользу Гвиневеры, с жаром поведала ему, какие все мужики сволочи, у ребенка возник еще один комплекс – он сидит один, обиженный и незаконный, а папенька, понимаете, шляется по войнам и турнирам, в перерывах трахаясь с королевой. Безотцовщина. Способ бегства от угрюмой реальности простой – религия. Господь добрый, заступится. И неважно, что тебя крестили во имя Отца и дочери. Галахад соорудил себе воображаемый крест и всю жизнь на него залезал, распинаться.
– Чего? – наклонил голову Гунтер.
– Типичный менталитет брошенного ребенка, вдобавок живущего с нервной и психически неуравновешенной мамашей, – уверенно выдал Казаков. – Не знаю, как у варваров, а у нас такое дитятко при надлежащих условиях могло бы преспокойно начать карьеру серийного маньяка. Кстати, не удивлюсь, узнав, что Галахад был педиком – женой он не обзавелся по идейным соображениям, о побочных детях ничего не упоминается, в отличие от всех остальных рыцарей Круглого стола. У Ланселота бастарды имелись, у Артура, у Агравейна… Впрочем, Оркнейская Четверка – это отдельная сага. Полнейшие отморозки.
– Излагай, – сокрушенно, однако не без патологического интереса, потребовал Гунтер. – Что там с Оркнейской четверкой?
– С чего начнем? – предвкушающе вопросил Казаков и сам ответил: – Правильно, с родителей! Король Оркнейских островов Лот был скоттом-шотландцем, этим сказано все. Мамаша – Моргана или Моргауза, сводная сестра Артура, которую выперли из Мерсии за пристрастие к древнему язычеству и поклонению темным богам. Папаша занимался тем, чем занимается всякий
