духовным чтением, обложившись пудовыми томами Евангелий.
– Оба письма передадите любому дворянину из стана Ричарда. Они уж догадаются отдать пергаменты королю. Как я понимаю, вам лучше на глаза Плантагенету вовсе не попадаться. Потом спокойно вернетесь.
– Я здесь вижу только одну депешу, – Казаков указал взглядом на стол, где лежал только что исписанный Рено де Шатильоном лист. – Где второй?
– Получите, – старый интриган (а Сергей Рено по-другому и не называл, сочтя его кем-то наподобие графа де Рошфора образца XII века) вынул из рукава свиток отличнейшего тонкого пергамента с синей печатью, на которой красовались три лилии Французского королевства. – Если вообразить себе самый крайний случай, который, я надеюсь, нам не грозит, делайте с пергаментами что угодно, но в руки сицилийцев они попасть не должны.
– А что в них? – Сергей заинтересованно оглядел письмо с лилиями.
– Ну ответьте, зачем вам это знать? – Ангерран-Рено ласково глянул на оруженосца. – Если судить по справедливости, совершенно незачем. У вас есть дело – доставить бумаги королю Англии. Вот и исполняйте.
– Слушаюсь, шевалье, – отрапортовал Казаков, мысленно укорив себя за излишнее любопытство. Древнейшее правило гласит: получив приказ – выполняй, а не спрашивай вышестоящего, ради каких высоких соображений он отдан.
– Отправитесь к вечеру, – продолжал распоряжаться Рено де Шатильон. – Сразу после заката. Роже де Алькамо я успею предупредить, и он благополучно переправит вас за стены. Наденьте блио с наваррским гербом – все и каждый знают, что подданные короля Санчо держат нейтралитет. Вас не то, что не тронут, даже внимания не обратят. Вернетесь той же дорогой. Ясно?
– Более чем.
Рено быстро запечатал свою депешу, приложил перстень со своим гербом – головой орла, сжимающего в клюве кинжал – и поднялся с высокого деревянного сиденьица.
– Сейчас отдыхайте, – Рено и Казаков направились к выходу из скриптория. – Обязательно как следует покушайте. Пироги в обители отличнейшие. Завтра к утру быть здесь обязательно, вы мне понадобитесь. Завтрашний день решает все.
Шатильон по-юношески легко сбежал со ступенек и, не прощаясь, отправился к конюшне, оставив своего нового помощника в состоянии, которое одним словом описать было затруднительно: здесь и растерянность, и недоумение, и все более возрастающий интерес.
Знания Казакова о столь примечательной личности, каковой являлся Райнольд де Шатильон, были ограничены лишь историей Тивериадской битвы и личными наблюдениями за энергичным стариканом. Сергей, однако, понимал, что дедуля ох как не прост – знаком с монархами, постоянно таинственно исчезает и появляется, знает буквально всех, имеющих серьезный вес в нынешней политике персон, а самое главное думает совсем по-другому, нежели абсолютное большинство обитателей нынешней неспокойной эпохи. Ему под стать разве что одна Беренгария. Ну, может быть, королева Элеонора.
Казаков несказанно удивился, когда Рено высказал свои взгляды на окружающую его жизнь. Лет через восемьсот такого человека, может быть, назвали бы реформатором, а то и еще чище – футуристом. Шатильон обладал «комплексом силы» – ему было противно смотреть на феодалов, вечно пребывающих в состоянии междоусобной войны, на слабых и неумных королей, на бесполезные (тут Казаков согласился с Шатильоном на все сто) Крестовые походы и бессилие власти. Впрочем, это пока лишь красивые слова – Рено не открыл господину оруженосцу никаких своих планов (тоже, в общем-то, правильно: сначала заслужи доверие), однако недвусмысленно дал понять, что он и его друзья стараются хоть как-то изменить этот мир к лучшему. «Лучшим», по мнению Шатильона, являлся порядок. Порядок с большой буквы. Сильная власть, сильный закон, государство, где каждый занимается своим делом.
Разумеется, эти мысли соответствовали здешним понятиям о порядке и общей картине мира: псы-воины держат в повиновении паству-народ, а пастыри-священники надзирают… Казаков смог приметить, что как раз о пастырях-церковниках Рено говорил меньше всего, но, впрочем, наверняка был прав – к чему Церкви вмешиваться в дела государства? Точно также думает, к примеру, германский император Фридрих Рыжебородый, последние двадцать лет находившийся с апостольским престолом на ножах. Ничего удивительного – времена такие. Церковь постепенно теряет свое значение и «руководящую и направляющую роль», уступая место власти королей и выборных дворянских собраний.
«Не понимаю, как подобное может получиться у Рено и его приятелей, – раздумывал Казаков, медленно шагая к странноприимному дому. Рука побаливала, но вполне терпимо. – Признаться, я категорически не помню из курса истории, чтобы в двенадцатом веке случилось что-то экстраординарное. Событие, повлиявшее на весь ход дальнейшего развития человечества. Ну да, Третий Крестовый поход, бездарно провалившийся из-за тупости Ричарда, неожиданной гибели Барбароссы и свар между предводителями. В начале следующего, XIII века тоже не стрясется ничего интересного, кроме войны крестоносцев против еретиков в Лангедоке. Симон де Монфор, святой Доминик, разгром Монсегюра и все такое прочее. Веселье начнется лет через сто, когда во Франции появится первый самодержавный монарх, Филипп Красивый, который действительно наведет
Казаков запнулся на полушаге и едва не упал. Его осенило. Кажется, теперь картина мира начала постепенно вставать на свои места. Что же мы имеем? Гунтер втолковывал, что этот мир, пусть и является точной до последней травинки, копией первоначального – знаменитого инквизицией, Жанной д'Арк, Людовиком XIV, Наполеоном, атомной бомбой и изобретением памперсов – не имеет, однако, предопределенного будущего. Помянутая точная копия перестала быть таковой с появлением людей, не долженствующих здесь находиться. Его самого, С. В. Казакова, русского, высшее, прописанного на улице Народной, дом 60, город Санкт-Петербург, и благородного мессира Гунтера фон Райхерта вместе со всеми его арийскими кровями, драконом Люфтваффе и пистолетом «Вальтер». Между прочим, Гунтер только вчера угрохал из огнестрельного оружия англичанина, который во время штурма Мессины вполне мог остаться в живых, народить детей и стать предком, к примеру, Оливера Кромвеля. Изменения мира происходят просто с недетской силой, по цепной реакции. Первое время новоприбывшие ни на что не влияют, но через несколько месяцев своими действиями, словами, другой структурой разума прославленные в фантастических книжках «гости из будущего» создают критическую массу исторических неправильностей, способную рвануть так, что Хиросима покажется пистолетным выстрелом в воздух.
Есть две основные посылки. Первая: Рено и его таинственная компания что-то затевают и это «что-то» в реальном мире, настоящей и всем известной истории не случилось. Второе: в «что-то» вмешались абсолютно левые люди, способные привести этот замысел к логическому концу, каким бы он ни был. Либо к еще более быстрому провалу, либо к успеху. Чего мы хотим? Правильно, победы. Жаль, не знаем, в чем эта победа состоит.
– …Еще добавляем, – сказал вслух Казаков черно-серой вороне, изымавшей полезные зернышки из украшавшей монастырский двор кучи лошадиного помета, – что мы забираемся в сферу, которой нормальный и наделенный инстинктом самосохранения смертный обязан сторониться, как черт ладана. Но я все равно не хочу два года торчать под Аккой и умереть от поноса. Полезли?
Ворона недоумевающе покосилась на человека и каркнула. Сей звук был принят Сергеем, как согласие.
Была середина дня, осеннее солнце, не столь уж и яркое, как летом, но достаточно теплое, взирало на монастырь святой Цецилии с равнодушием купца, который и так знает, что покупатели у него так или иначе будут, а если конкретно этот благородный мессир ничего не купит, а только переворошит товар, ничего страшного не случится.
В дверях Сергей натолкнулся на мадам де Борж, собравшуюся погулять. Пожилая камеристка чуть поклонилась оруженосцу, но, как всегда, не сказала ничего.
Ее королевское высочество, принцесса Наваррская Беренгария откровенно
