браком. В соборе святого Сальватора города Мессины, в присутствии цвета европейских дворов и самого Папы Римского, его престарелого святейшества Климента, Ричард Плантагенет и принцесса Наваррская были объявлены мужем и женой. Вернее, еще не были – по расчетам Беренгарии, до сего волнующего момента оставалось с четверть часа.
«В самом деле, чем я отличаюсь от какой-нибудь девицы из здешнего лупанария? – Беренгария мысленно порадовалась тому, что ее лицо скрыто за густой златотканой вуалью. Стало быть, никто не разглядит снедающей ее тоски. – Только тем, что родилась в королевской семье? Ну и что с того? Скольких мужчин я уже успела узнать до своего, прости Господи, замужества? Беда не в том, что мой брак заключили за меня, не в том, что я буду жить с нелюбимым человеком – это как раз в порядке вещей. Мадам Элеонора тоже не любила своего первого благоверного, Людовика. Они хотя бы уважали друг друга и были союзниками во всем, что казалось судьбы государства. Плевать даже на то, что я не невинная девица. Истинная беда кроется совсем-совсем в другом…»
Бойкое воображение принцессы стремительно представило ей начертанное безупречным почерком послание безвестного доброжелателя:
«Дорогой Ричард! Позвольте известить вас о том, что вы стали мужем искренне недолюбливающей вас женщины, а также приемным отцом ее еще не родившегося ребенка, который непременно обрадует вас своим появлением к Пасхе грядущего года. Истинным отцом сего бастарда является небезызвестный младший отпрыск семейства де Транкавель, и к нему ваша любящая супруга благоволит куда более, чем к вам. Засим примите наилучшие пожелания долгих лет счастливой семейной жизни, et cetera, et cetera….»
Беренгария украдкой покосилась направо, где ожившим памятником самому себе и всему благородному сословию Британских островов красовался ее нареченный супруг, известный всей Европе – а в скором времени и Святой Земле – под прозвищем Львиное Сердце. Сколько толкающихся сейчас в соборе и на прилегающей к нему площади благородных девиц исходят сейчас черной желчью от зависти к ней, принцессе далекого испанского королевства! Любая без размышлений пожертвует всем, включая добродетель и приданое, лишь бы оказаться на ее месте! Со стороны они, должно быть, выглядят образцово прекрасной парой: высокий златокудрый Ричард, образец рыцарственной мужественности, и она сама, ладная чернокосая и черноокая девица, уроженка Наварры, не так давно пребывавшей под властью мавров. Да уж, событие, достойное остаться в веках – Ричард Львиное Сердце, король-крестоносец, женится!
«И никому из нас двоих не нужна эта свадьба, – будущую английскую королеву оглушил низкий бас ее почти состоявшегося супруга, с подобающей торжественностью произносившего затверженные наизусть слова брачного обета. Голос Ричарда с удивительной легкостью перекрывал не только перешептывания и шуршание одежд гостей и ангелическое пение хора, но заставлял жалобно звенеть хрустальные подвески на светильниках. – Ни мне, ни Ричарду. Чтобы он не мнил о себе, кем бы себя не считал – вторым Танкредом или Готфридом, победителем сарацин и спасителем Иерусалима – все это ложь. Он, как и я – всего лишь одна из фигур на шахматной доске. Значительная фигура, пускай, только сам он почти ничего не решает. Вон стоит и умиленно взирает на нас настоящий игрок. Тот, кто переставляет нас по своему усмотрению».
К сожалению, Беренгария не могла взглянуть на устроительницу торжества, свою высокородную свекровь, вдовствующую королеву Элеонору Аквитанскую – та со своей свитой расположилась позади молодоженов. Однако наваррка догадывалась, о чем сейчас размышляет пухленькая цветущая старушка, чей наряд может поспорить яркостью с павлиньим оперением, а драгоценностей хватит на процветающую лавку. Элеонора добилась желаемого: ее буйный сыночек смирился после полученной от сицилийцев оплеухи, и теперь покорно подставляет шею под супружеское ярмо. А она, Беренгария, по мысли Элеоноры, должна быть просто счастлива – пусть из Ричарда вряд ли получится хороший супруг, зато его жена становится английской королевой.
Согласно течению церемонии, из-за алтаря выпорхнул серафического облика отрок в белом одеянии, несущий золотое блюдо с двумя обручальными кольцами. Вчера, при обсуждении свадебных торжеств, Ричард заикнулся было о желании доверить кольца своему сердечному другу, шевалье де Борну, но под испепеляющим взглядом матушки быстро сник. Вынос блюда поручили одному из многочисленных родственников сицилийского короля Танкреда Гискара, оказав таким образом любезность хозяину острова. Ричард ограничился тем, что буркнул: «Уронит тарелку – пусть пеняет на себя».
Мальчишка, однако, пока справлялся безукоризненно. В нужный момент подсунул драгоценную ношу под иссохшую длань Папы для благословения и скромно занял положенное место перед брачующимися.
«Может, зря я не согласилась? – вопрошала себя Беренгария, пока Ричард не слишком ловко украшал ее безымянный пальчик вычурным золотым перстнем с аметистом, символом верности. – Может, Хайме был прав и нам стоило бежать? В Византию, в Галич, в эту, пропади она пропадом, Исландию? Но как бы мы покинули Сицилию – так, чтобы нас никто не узнал? На какие средства бы жили? Мадам Элеонора ни за что не простила бы такого оскорбления. Наша жизнь превратилась бы в затянувшееся бегство двух бесприютных странников – до того дня, пока нас бы не настигли. Ты сама настрого запретила Хайме вести любые разговоры о побеге, заявила, что нужно смириться, что ты непременно отыщешь какой-нибудь выход…»
Транкавеля-младшего на церемонии не было. Как здраво рассудила Беренгария, незачем им обоим лишний раз растравлять себе душу. Она исполнит все, что положено благонравной невесте: постоит у алтаря, внимая проповеди, скромно поцелуется со своим мужем, пройдет рука об руку с ним по широкому проходу к вратам собора и будет улыбаться тем, кто пришел на ее свадьбу, знакомым и незнакомым, простолюдинам и благородным дворянам. Никто не сможет упрекнуть ее в том, что она пренебрегла своим долгом. Она будет улыбаться, хотя у нее уже скулы сводит от этого красочного балагана и от внезапно нахлынувшей тоски по дому.
– Слава невесте! Да здравствует наш король! Долгих лет королеве Элеоноре!.. К Святой Земле!.. Хвала Господу!.. Да славится наша госпожа Беренгария!..
Трещали на свежем ветру флаги. Ревели трубы, содрогалась под ударами палок козлиная кожа барабанов, трезвонили церковные колокола. Кивали мачтами скопившиеся в гавани корабли. Взлетали в воздух мелкие монеты, горсти проса и розовые лепестки, коими щедро осыпали новобрачных. Орали зеваки и гости, тщетно стремясь перекричать друг друга.
Беренгария, дочь наваррского короля Санчо Мудрого, ехала рядом со своим мужем, лучезарно улыбаясь всем и никому.
Пестрая кавалькада сверкающей нитью протянулась через всю Мессину, устремившись от соборной площади к городским воротам. Танкред Гискар предлагал устроить торжества во дворце сицилийских королей – в знак примирения и прощения былых обид – но Ричард презрительно фыркнул, заявив, что не нуждается в подачках. Элеонора скорбно возвела очи горе, а празднество с любезными Львиному Сердцу турнирами и роскошным пиром решили устроить за пределами города, в лагере крестоносцев. Танкред в качестве любезности пожертвовал на торжество изрядную долю взятой на алжирском побережье добычи.
«Святая дева, подскажи, вразуми – что мне делать? – наваррка редко обращалась с молитвами к своей небесной покровительнице, но сегодня выпал именно такой день. – Я всего лишь обычная смертная, и я совсем запуталась. Я не хочу этого брака, не хочу английской короны, не хочу сомнительной чести быть женой Львиного Сердца. Не желаю изыскивать способы, как бы поскорее затащить его на супружеское ложе, чтобы мое будущее дитя не прослыло незаконнорожденным! Мне так немного надо от жизни – быть вместе с Хайме. Чтобы мир оставил нас в покое, забыл о нашем существовании. Только и всего. Пожалуйста, прошу тебя, умоляю – помоги мне вырваться из этого круга! Направь меня своей мудростью, удели мне частичку своей благодати!»
Пребывающая в Раю святая великомученица Беренгария
