хрен. Так что бывай. А Сорос пусть сам в Америку катается.
— Ну, Воронов, смотри, — проворчал Адрианыч.
Вадим уже повернулся и не видел косого и очень злого взгляда, которым проводил его спортивный врач. Разговору он не придал значения — пускай позлится. «Тоже мне шантажист-самоучка!» Вадим Воронов был уверен в себе. Он шел в гору, и это чувствовали все окружающие.
Но Челентаныч помимо прочего напомнил о Кристине. Да, смешная была девчонка, подумал Вадим.
У Ворона давно не было постоянной женщины, собственно говоря, никогда не было, если не считать полуплатонического романа в старших классах, когда они часами стояли в парадной, где она позволяла ему почти все, кроме… Потом она взяла и уехала в Америку, а Вадиму стало не до романов. Хлопотно это, куда как проще; нашел смазливую барышню, привел домой, когда нет родителей, и прощай, детка, прощай.
Ты просто влюбилась!
— Христя, да где ж ты так! Матка боска! — воскликнула бабушка, увидев через тонкую ночную рубашку огромный страшный синяк.
— Упала на лестнице, когда к Лиде шла.
— Чего ж не сказала, когда звонила?
— Ты бы волноваться стала.
— Одни расстройства с тобой, — вздохнула бабушка и добавила: — Малые детки спать не дают, большие детки — сам не уснешь.
Была суббота, и торопиться было некуда. Кристина присела на край старенькой тахты и огляделась. Ее крошечная комната всегда казалась ей очень милой — потому что это все-таки была ее нора, и Кристина устраивала ее по своему вкусу. Причудливо расписанные стены, полки, картины в рамочках, секретер с книгами, тахта без ножек, стоящая прямо на полу, — все это Кристине нравилось, как должна всякому существу нравиться СВОЯ берлога. Но после дома Вадима Воронова все вокруг показалось убогим, самопальным, дешевым. Как и ее хрущевка не могла идти ни в какое сравнение с домом в стиле модерн. Так и все, вся жизнь.
— Я тут нажарила картофельных оладий, поешь. Ты слышала, что в Москве делается? Ельцин грозится опять…
— Да Бог с ними, бабуля, нам-то какая разница. Кристина, как и многие молодые, считала политику грязной и недостойной игрой, следить за которой ей было совершенно неинтересно. Бабушка же, наоборот, с самого начала перестройки с неослабевающим напряжением следила за политическими перипетиями, передвижениями в правительстве, колебаниями рейтинга и всем прочим.
Кристина слушала ее вполуха, но думала совсем о другом. Она размышляла о себе и своей жизни. Неужели в ней так ничего и не будет, только телевизор, картофельные оладьи, убогая комнатушка, выходящая на пятый корпус, где в окне второго этажа в одной и той же позе сидит все та же старушка. Вчера на миг приоткрылась дверь в другую, совершенно иную жизнь, где, конечно, бывает всякое — и плохое и хорошее, но нет убожества.
И даже то, что произошло утром, больше не внушало отвращения и ужаса. И Вадим не казался чудовищем. Ведь он спас ее. А потом, когда они ехали по Московскому проспекту, он остановился у «Электросилы» и купил ей букет белых хризантем. Кристина оставалась в машине, и хотя цветов она давно не покупала, все же она прекрасно представляла, сколько они могут стоить. Ее месячной стипендии, в лучшем случае. С добавлением части бабушкиной пенсии.
Выходя из машины с роскошной белой пеной букета в руках, она почувствовала себя королевой. Однако стоило оказаться в знакомой парадной, и это чувство исчезло.
Стены, крашенные когда-то темно-зеленой казенной краской, давно побурели и облупились; местные дизайнеры всех мастей густо покрыли их разнообразными граффити: SEX PISTOLS, Эльцин — иуда, ГАЛКА Я ТЕБЯ НЕЗАБУДУ, Metallica, Серый и Гендос козлы. А вот и совсем нелепое: ЛЕСНАЯ БИЖА с пропущенной буквой р. Все заплевано, окурки на полу, неопрятные мусорные ведра между этажами…
Приподнятое настроение безвозвратно исчезло, появилось другое — досада на несовершенство бытия.
Так прошли суббота и воскресенье. Реальный Вадим Воронов в памяти все больше уступал место романтическому герою, который живет в другом, прекрасном мире и которого поэтому следует оценивать не нашими мерками.
Лидия, выслушав сбивчивый Кристинин рассказ, сказала:
— Обычный плейбой, сынок богатеньких родителей, не стоит с такими связываться.
— Но у него дедушка художник, это совсем не то, что ты думаешь!
— Ты его еще защищаешь! — воскликнула Лида. — Он тебя чуть не изнасиловал, да ты должна была не в машине с ним по городу кататься, а в милицию заявить. Вот потому- то у нас низкая раскрываемость преступлений, что никто в милицию идти не хочет!
В глубине души Лида всегда завидовала подруге. Они дружили с начальной школы, но Лиде все время казалось, что судьба, несправедливая к ней самой, непомерно ублажает Кристину. Почему, ну почему у одной красивая фигура и лицо, густые волосы, а другая рождается коротконогой и склонной к полноте, с неправильными чертами лица, с жидкими волосами? Почему одна постоянно считает в уме сумму калорий и уныло ест тертую свеклу, а другая отказывается от третьего пирожка с яблоками только потому, что нет денег! Одна вынуждена покупать дорогие кремы, чтобы хоть как-то улучшить пористую кожу, а другая моется самым дешевым мылом, зная о «Камей» только из рекламного ролика, и все равно на улице оборачиваются именно на нее?
Несправедливо! А действительно, разве это справедливо?
На самом деле Лидия вовсе не была крокодилом. Но когда хорошенькая пухленькая девчонка с маленьким носиком и румяными щечками хочет походить на стройную красавицу, рекламирующую шампунь Elseve, — диву с обозначившимися скулами и тонким римским носом, — ей не позавидуешь. Идеал был полной противоположностью тому, что Лидия видела в зеркале. И понятно, что Лидия не могла не восхищаться Кристиной, параметры которой куда ближе подходили к шампунной красотке. А чем больше восхищалась, тем больше завидовала. Вот и сейчас она много бы дала, чтобы самой пережить такое романтическое приключение.
— А может быть, это он тебя и сбил, а домой привез только потому, что милиции боялся! — продолжала Лида фантазировать на тему Кристининого приключения. — Я бы не удивилась, если бы он вообще тебя бросил на улице.
— Ну уж ты скажешь! — запротестовала Кристина.
— Конечно! — с жаром продолжала Лида. — Эти новые русские, они же все подлецы! Хозяева жизни! И тебя домой привез, только чтобы порисоваться.
— Но он тогда бы не ждал до утра, когда я приду в себя, — неуверенно пыталась оправдать Вадима Кристина. — И потом…
— Да ты просто в него влюбилась, так и скажи, — заключила Лида. — А может быть, ты не очень-то и сопротивлялась. Если бы я была на твоем месте, я бы…
Лида говорила с запалом. Приятно было представлять, что такое могло случиться с ней…
— И все-таки ты дурочка, — внезапно заключила она, делая в своих рассуждениях поворот на сто восемьдесят градусов. Последовательность не была главным ее
