Глава 5
День клонился к вечеру, комары совсем озверели — налетали тучей, забивали глаза, ноздри, лезли в рот и в уши. Олег сорвал ветку осины и остервенело отмахивался от докучливых насекомых. Вторуша погонял лошадь: до ночи хотелось проскочить неприятное место. Наконец, когда уже стало смеркаться, дорога пошла вверх, гать кончилась, болото осталось за спиной. Ели уступили место березе, ольхе и осине. Лес сделался светлый, прозрачный. Зеленые кроны будто парили над землей. Колея петляла меж стволов, телеги подскакивали на корнях, давили колесами грибы.
Вторуша остановил лошадь, обернулся к спутникам:
— Может, здесь заночуем? Пока хворост соберем, пока лошадок обиходим — совсем темно станет.
— Давай еще проедем, пока светло. Дров мы и в сумерки наберем.
Зажигались первые звезды, когда купец решительно остановил телегу.
— Все, давай здесь. Я уж и дороги не вижу.
— Постой… — Олег привстал на телеге, поднес руку к глазам. — Вроде, огонек светится.
— Может, Невзор костер запалил? — Купец, пытаясь разглядеть, что впереди, прошел вперед.
— Ему огонь не нужен, — пробормотал Олег. — Сдается мне, окошко светится, а может путники костер разожгли. Похоже, к людям вышли.
— Хорошо, если к людям, — пробурчал Вторуша, — только в деревне засветло ложатся да затемно встают, и огонь по ночам не жгут.
— А что нам мешает проверить?
Купец почесал затылок.
— Да, вроде, и ничего.
Лес как-то незаметно поредел, отступил и остался позади. Над головой раскинулся шатер ночного неба с искорками звезд. Огонь, который заметил Середин, приблизился, и теперь было понятно, что это лучина или свеча в доме — пламя трепетно металось в квадрате окна. Колея, белея среди некошеного поля, вывела к скрещению дорог. Впереди, за перекрестком, темнела большая двухэтажная изба, огороженная крепким тыном с огромными тесовыми воротами. Вторуша направил телегу к воротам. Сбоку, из темноты, неслышно возник Невзор.
— Это постоялый двор. Я походил вокруг, — вполголоса сообщил он Олегу. — Как будто тихо. Внутри хозяин, девка и двое служек.
Вторуша забарабанил в ворота кулаком.
— Хозяин! Открывай, гости пришли.
За воротами долго не наблюдалось никакого движения. Купец заколотил пуще прежнего. Наконец скрипнула дверь. Из дома выкатился круглый мужичок и, прикрывая лучину, засеменил к воротам.
— Сейчас, сейчас. Гость на порог — радость в доме. Что-то припозднились, гостюшки дорогие? — Слышно было, как мужичок откинул брус, запиравший ворота, и с натугой потянул створку. — Всех приютим-обогреем, лошадок накормим, гостей спать уложим. Все, что есть в печи — все на стол мечи.
Он распахнул вторую воротину, и Вторуша завел телегу во двор. Из избы выскочили двое служек с факелами, бросились помогать. Телеги откатили к амбару, распрягли лошадей. Хозяйство было справное: из хлева слышалось блеяние овец, на заднем дворе похрюкивали свиньи. Длинная коновязь была рассчитана по меньшей мере на десяток лошадей.
Бревенчатая крыша постоялого двора была сложена из толстых длинных стволов и покрыта сверху дранкой. На втором этаже осветилось окно — видно, жена хозяина готовила комнату гостям.
— Прошу, прошу в избу. — Хозяин с лучиной в руке суетливо пробежал вперед.
Дверь с улицы открывалась прямо в большой зал. Несколько крепких дубовых столов вдоль стен, стойка из массивных досок, за ней — несколько бочонков, аккуратно расставленные на полке глиняные кувшины, деревянные чашки. Толстые потемневшие балки подпирали бревенчатый потолок, справа имелась дверь в кухню. Казалось, сами стены источали запах жареного лука, подгоревшего сала, перегара и пота побывавших здесь путников. На второй этаж вела узкая лестница.
Хозяин пробежал вдоль стен, запалил лучины. Небольшого роста, круглый, точно колобок, маленькие глазки метались от одного гостя к другому, словно пытались что-то выведать. То, о чем сам хозяин спросить побаивался.
— Присаживайтесь, не побрезгуйте угощеньем. — Он торопливо протер грязной тряпкой потемневшую, в разводах от пролитой браги и медовухи, столешницу. — Печь уже остыла, а с утра затопим, горяченького спроворим. Сейчас есть птица, рыбка…
— Не надо рыбки, — сказал Вторуша, по-хозяйски усаживаясь за стол. — Мяса, каши, меда. Не жалей, ставь все, что есть.
Олег прошелся по залу, заглянул за стойку. Мужик нацедил из бочки кувшин браги, обтер его тряпкой и, прихватив чаши, грохнул на стол. «Что-то он больно мельтешит», — подумал Середин, глядя как хозяин суетливо потирает коротенькие ручки, словно смывая что-то. Пальцы у него тряслись крупной дрожью. Постоялый двор на трех дорогах, проезжих должно быть много, а он мечется, будто боится с непривычки упустить выгоду.
— Как добрели-доехали? — скороговоркой частил хозяин. — Далеко ли путь держите? Что, кобыла лягнула? — покосился он на заплывший глаз Вторуши.
— Кобыла, кобыла. Чуть жизни не лишила, окаянная, — буркнул купец, разливая брагу. — Как тут у вас, пошаливают, поди, на дорогах?
— А где не шалят? — пожал покатыми плечами кабатчик. — Все пить-есть хотят — что купцы, что воры. Дружина переяславльская иной раз заедет. Эти вообще чего хошь берут, да не платят. Защитнички… — И хозяин зло плюнул на пол.
— Это нам знакомо, — подтвердил Вторуша, — хотя иной раз и жалеешь, что редко наезжают. Вот, к примеру, нас нынче…
Невзор, привалившийся к стене рядом с купцом, ткнул его в бок локтем. Вторуша поперхнулся брагой и озадаченно уставился на него.
— Ты чего?
— Хозяин, — хлопнул Олег кабатчика по плечу, — долго баснями кормить будешь? Мы с дороги все ж таки.
— Ага, ага, сейчас бабу позову — постелю вам готовит.
Кабатчик резво побежал на второй этаж. Олег присел к столу, хлебнул браги.
— Купец, язык у тебя без костей.
— А чего?
— Да ничего. Ты что, думаешь, разбойнички, которых мы на болоте побили, в лесу жили, или как? А зимой тоже на болоте сидели, как лягушки? А товар в Переяславль возили, да в собственной лавке сдавали? А телеги да волокуши путников загубленных на костер изводили, да?
— Так что? — Купец, все еще не понимая, таращил на Середина глаза.
— Подкармливает их кто-то в округе, — негромко сказал Невзор.
— Так что?
— Ты дурак или прикидываешься? — обозлился Олег.
— Растолкуй сам, — Невзор встал из-за стола, — а то я ему второй глаз подобью, — добавил он, выходя на двор.
