показалась тетка с красным лицом. Она поставила перед Олегом дымящийся горшок, выложила полкраюхи хлеба и снова скрылась за дверью.
Олег придвинул поближе похлебку: поверху плавали золотистые пятнышки жира, на дне, сквозь мутноватую жидкость, проглядывала рыбья голова. Ведун откусил хлеба, достал свою серебряную ложку, черпнул похлебки и поднес ко рту. Нищий у двери, не открывая глаз, принюхался, сглотнул слюну и снова взялся мусолить сухарь.
Выхлебав варево, Олег зацепил ложкой налимью голову, объел, где можно, и бросил ее обратно в горшок. Голод не унимался, только лишь слегка ослаб. Между тем тетка с кухни принесла на блюде курицу. Середин оторвал птице обе ноги и, пачкая губы, въелся в горячую плоть. Нищий у дверей вздохнул с прискуливанием, хозяин глянул на него:
— Ты мне брось того-этого! Не то живо за порог.
— Дык я ничо, — поспешно пробормотал нищий, глядя на Середина жалостливым взглядом.
Курица исчезла так же быстро, как и похлебка, но теперь Олег почувствовал относительную сытость. Он допил пиво и подошел к хозяину расплатиться.
— Переночевать есть где? — спросил он. — Я не имею в виду общую комнату, где все спят вповалку, блохи скачут, подыскивая обитель посвежее, а кошель с монетами лучше всего держать в заднице, чтобы не сперли.
— Найдем, — осклабился хозяин, прихлопнув на столе серебряную монетку. — На одного или как?
— Пока не знаю.
— Можем и девку прислать, — доверительно шепнул толстяк, склоняясь вперед и дыша чесноком и брагой.
— Там видно будет.
Середин прошел к двери. Нищий у порога уже глодал рыбью голову, сжимая куриные кости в кулаке.
С подошедшего парома съезжали телеги, сходили мужики с увесистыми мешками, с топорами за поясом — видно, ездили на заработки, — бабы с галдящими ребятишками. Последними вышли два отрока в поношенных, но чистых портках и рубахах, свежих онучах и разбитых лаптях, резко контрастировавших с остальным одеянием. Под руки они вели тощего мужичка благообразного вида, ворочавшего на попутчиков бельмами выкаченных глаз. Через плечо один отрок тащил гусли на тонком ремешке, с закрученной полотном декой.
Мужики и телеги двинули к деревне, а отроки повели слепца прямиком на постоялый двор.
«Ну, — подумал Олег, — вечером будет весело».
А что веселья будет через край, он понял, когда увидел приближающуюся к перевозу ладью, идущую от верховьев Днепра. Ладья ткнулась в берег, на землю спрыгнули четыре здоровенных парня в кожаных штанах, рубахах навыпуск и высоких сапогах. Двое были при длинных мечах с небольшими овальными гардами, еще у двоих имелись обоюдоострые топоры с лезвиями в чехлах. С борта им передали поклажу в двух шитых из рогожи мешках, звякнувшую, когда парни приняли ее на руки. «Кольчуги и шлемы», — догадался Середин.
— Во, — пробурчали у него за спиной, — опять варяги пожаловали.
Олег обернулся. Паромщик с помощником забивали через щели сходней длинные шесты в дно реки, чтобы паром не унесло по течению.
— Что, частые гости? — поинтересовался ведун.
— Наведываются… — Паромщик сплюнул в воду. — Лучше бы они прямиком в Киев шли, в дружину княжескую проситься. Там хоть им укорот дать могут. В прошлом годе эти викинги постоялый двор подожгли: девок им, вишь ты, не дали.
Ладья отошла от берега, с борта вслед варягам угрюмо глядели несколько дружинников в кольчугах и шлемах. Паромщик ослабил канат, протянувшийся до противоположного берега, и ладья прошла над ним, медленно удаляясь по течению.
— Пойдем-ка мы домой, — сказал паромщик помощнику, молодому угреватому парню с глупой ухмылкой. — У старосты брагой разживемся, посидим ладком. Сюда сегодня лучше нос не казать.
— Постой-ка, — остановил его Олег, — сегодня не перевозил парня в кожаной безрукавке, бритого? С ножом у пояса.
Мужик покачал головой.
— Такого не было.
Они двинулись к селению, негромко переговариваясь на ходу. Олег пожал плечами: будем ждать.
Солнце уже наполовину скрылось за бором на другом берегу, и тень от высоких сосен протянулась далеко по воде, чуть ли не до середины реки. Рыбаки подогнали лодки к берегу и теперь тянули сеть, ритмично что-то напевая. Пастушок лет восьми прогнал десяток коров, подбадривая их хворостиной. Буренки шагали не спеша, налитое молоком вымя тяжело покачивалось на ходу. Сразу захотелось парного молока, да со свежим хлебом… «Эх! Это ж надо в деревню идти, — лениво подумал Середин. — Ладно, сегодня обойдемся пивом». Он в последний раз оглядел широкую реку, заходящее солнце и пошел к корчме.
Возле порога заезжие северяне умывались из бадьи, с громким смехом плеская воду друг на друга. Трое были молоды, не старше двадцати лет, но высокие, с Олега ростом, кряжистые, как молодые дубки. Четвертый был постарше, лет сорока, чуть ниже их ростом. На крепком теле ни капли жира — сплошные мускулы, перевитые веревками вен. Викинг внимательно посмотрел на проходящего мимо Середина, взгляд его задержался на рукояти сабли за спиной, отметил кистень у пояса. Лицо воина было темное, но не от загара, а продубленное суровыми морскими ветрами, на лбу тонкой ниткой белел длинный шрам. Северянин чуть кивнул, как бы здороваясь, и Середин склонил голову в ответ. Один из парней, рыжий, с копной нечесаных волос, что-то сказал на грубом непонятном языке. Молодые с готовностью заржали. Мужчина постарше обернулся к ним, что-то негромко произнес. Рыжий отмахнулся от него, поднял над головой бадью и опрокинул на себя, вызвав новый взрыв хохота.
Хозяин расставлял лучины в державки на стенах, весело пылал очаг, из кухни несло дымком и подгорелым бараньим салом. Суетилась девка, которая давеча щипала на дворе птицу: ставила на стол кувшины, корчаги, блюда с птицей, чаши с моченой брусникой.
Олег присел за свой стол, спросил меда.
— И горячего хорошо бы, — добавил он.
— Это если гости все не съедят, — хмуро ответил хозяин.
Он поставил на стол корчагу с медом и прошел в кухню. Гусляр за соседним столом хлебал из горшка, отроки сидели рядом, голодными глазами провожая каждую ложку, исчезающую у него во рту.
Викинги ввалились, гомоня, хлопая друг друга по плечам. Рыжий сразу устремился к столу, подхватил корчагу с медом и, рыча, припал к ней. Мед потек по лицу, по груди. Опорожнив сосуд, парень со смехом отбросил его, заглянул в кухню, что-то гортанно крикнул. Показался хозяин.
— Сейчас, сейчас. Все уже готово, закусите пока.
Наемники расселись вокруг стола, небрежно, плеская на стол, разлили мед по чашам. Старший сказал что-то, и все стали очень серьезными, молча выпили, взялись за мясо, разрывая его руками.
Олег отхлебнул меда, посмотрел в низенькое окошко: на дворе уже смеркалось. Кто-то тронул его ноги, ведун глянул вниз. Полосатый котяра умильно заглядывая в глаза, терся головой о сапог. Середин взял его на руки, почесал за ухом. Кот заурчал, сощурил глазищи.
Хозяин только и успевал менять кувшины на столе варягов, голоса их становились все громче, они уже орали в полный голос, то ли вспоминая былые победы, то ли обсуждая,
