сердец, ведь таким образом они сами заключают себя в тюрьму, из которой нет выхода.
И Эрагон отчетливо ощутил, какое отвращение испытала Сапфира при мысли о подобной перспективе. Она, правда, ни словом об этом не обмолвилась, но снова спросила:
«И сколькими же Элдунари сумел завладеть Гальбаторикс? »
— Точно мы не знаем, — сказал Оромис, — но, по нашим оценкам, несколькими сотнями.
По блестящему телу Сапфиры пробежала дрожь.
«Стало быть, наша раса отнюдь не на грани вымирания?»
Оромис ответил не сразу. И вместо него это сделал Глаэдр:
«Видишь ли, маленький брат, — сказал он, обращаясь к Эрагону и донельзя удивив его подобным обращением, — даже если бы вся земля вокруг была усыпана Элдунари, наша раса так или иначе обречена. Дракон, продолжающий существовать в своем Элдунари, по-прежнему остается драконом, однако он совершенно лишен зова плоти, да и тела тоже, способного этот зов удовлетворить. Такие драконы не могут размножаться».
У Эрагона начало ломить затылок; на него вдруг навалилась вся усталость, испытанная им за четыре дня изматывающего путешествия. И усталость эта оказалась настолько сильной, что переставала работать голова, и мысли, стоило хоть чуточку отвлечься, тут же разбегались. Сапфира нервно дернула кончиком хвоста: «Я не настолько глупа и невежественна, чтобы повесть, что заключенный в Элдунари дракон может дать потомство. Но меня все же утешает сознание того, что я не так одинока, как мне казалось когда-то… Наш народ, вполне возможно, и обречен, но, по крайней мере, в этом мире еще есть четверо живых драконов!»
— Это так, — согласно кивнул Оромис. — Но все они пленники Гальбаторикса, как Муртаг с Торном.
«Освободить их надо, вот за что надо бороться! — воскликнула Сапфира. — И последнее драконье яйцо тоже!»
— Да, нам всем нужно об этом хорошенько подумать, — поддержал ее Эрагон. — За это действительно стоит бороться. Мы для тех драконов — единственная надежда. — Он потер лоб и прибавил: — Но есть и еще кое-что, чего я совсем не понимаю.
— Неужели? — спросил Оромис. — И в чем же заключается затруднение?
— Если Гальбаторикс действительно черпает силу из драконьих сердец, то как эти Элдунари производят ту энергию, которую он использует? — Эрагон помолчал, подыскивая нужные слова. Потом указал на ласточек, носившихся в поднебесье. — Любое живое существо ест и пьет, чтобы набраться сил; да и растения тоже. Пища дает энергию, необходимую телу. Она же дает нам силы, чтобы мы могли, например, пользоваться магией. Ведь в этом мы полагаемся либо на свои возможности, либо заимствуем энергию у кого-то другого. Но как можно заимствовать энергию у этих Элдунари? У них ведь нет ни костей, ни мышц, ни кожи, не так ли? Они же не едят, верно? Как же они существуют? За счет чего? Откуда у них берется энергия?
Оромис улыбнулся, показывая красивые крупные зубы, белые, как самый лучший фарфор.
— Им ее дает магия.
— Магия?
— Если попытаться определить магию, как умение манипулировать энергией — а это действительно так, — то именно магия и является тем источником, из которого Элдунари черпают жизненную энергию. Но, в общем, все это загадка и для нас, и для драконов; никто и никогда так и не сумел выяснить природу этого явления. Может быть, Элдунари поглощают солнечный свет, как растения, или живут за счет жизненных сил самых близких к ним существ. Что бы это ни было, уже доказано, что когда тело дракона погибает и его душа обретает убежище в сердце сердец, она уносит с собой столько сил и энергии, сколько имел этот дракон в тот момент, когда погибло его тело. Но после этого полученный запас энергии в Элдунари постоянно увеличивается на протяжении последующих пяти—семи лет, пока не достигает своего пика, и тогда его попросту невозможно измерить. Общий запас энергии, который может накопить Элдунари, зависит от размеров сердца — чем старше был дракон, тем крупнее его Элдунари и тем больше энергии оно может набрать, прежде чем заполнится до краев.
Вспомнив свою схватку с Муртагом и Торном, Эрагон заметил:
— Гальбаторикс, видимо, передал Муртагу силу нескольких Элдунари. Это единственное объяснение того, откуда у него такое могущество.
Оромис кивнул:
— Тебе еще повезло. Гальбаторикс мог бы дать ему и большее могущество, тогда он легко одолел бы не только вас с Сапфирой, но и Арью, и всех прочих магов, которые помогают варденам.
Только тут Эрагон вспомнил, как ему во время двух последних встреч с Муртагом и Торном все время казалось, что в Муртаге словно таится еще несколько иных существ. Эрагон мысленно поделился своей догадкой с Сапфирой и сказал:
«Видимо, это как раз и были Элдунари, именно их присутствие я и почувствовал… Интересно, куда Муртаг их упрятал? На Торне не было никаких седельных сумок, и под одеждой Муртаг вроде бы ничего не прятал».
«Ну, этого я не знаю, — ответила Сапфира. — Ты ведь, наверное, и сам уже вспомнил, как Муртаг, должно быть имея в виду именно Элдунари, заявил, что, может быть, вместо того, чтобы вырывать из груди твое сердце, стоило бы вырвать его сердца. Заметь, именно сердца, а не сердце».
«Точно! Ты права! Он именно так и сказал. Может, он пытался как-то предупредить меня?»
Вдохнув полной грудью, Эрагон откинулся на спинку стула и спросил у Оромиса:
— А помимо Элдунари Сапфиры и Глаэдра, есть еще драконьи сердца, которые Гальбаторикс пока не захватил?
Рот Оромиса печально скривился, вокруг губ собрались тонкие морщинки.
— Нам об этом ничего не известно. После падения Всадников Бром отправился на поиски Элдунари, которые Гальбаторикс мог упустить из виду, но успеха не добился. Да и я за все эти годы, мысленно обследуя всю Алагейзию, не обнаружил даже отзвука мысли, исходящей из неведомого мне Элдунари. Все Элдунари были на счету, когда Гальбаторикс и Морзан начали свое наступление на нас, и ни одно не пропало, не оставив следа. Нет, просто невозможно себе представить, чтобы где-то имелось значительное количество таких Элдуари, драконы которых готовы были бы помочь нам, если мы всего лишь сумеем их обнаружить.
Эрагон, в общем, и не ожидал иного ответа, но все же был разочарован.
— Ладно. Тогда еще один, последний вопрос. Когда умирает Всадник или его дракон, то выживший из двух напарников обычно тоже вскоре умирает или совершает самоубийство. А те, кто остался жить, сходят с ума, не пережив потери. Так?
«Так», — подтвердил Глаэдр.
— А что произойдет, если дракон успел перенести свою душу в Элдунари, а затем умер физически?
У Эрагона под ногами задрожала земля — это Глаэдр пошевелился, меняя позу.
«Если дракон пережил смерть своего тела, — сказал он Эрагону, — а его Всадник еще жив, вместе они образуют то, что именуется «Индлварн». Это превращение вряд ли можно назвать приятным для дракона, однако многие Всадники и драконы с успехом приспособились к подобной перемене и продолжали доблестно служить делу своего благородного ордена. Если же умирает Всадник, то дракон сам зачастую разбивает свое Элдунари или договаривается, что его разобьет кто-то другой, если его
