умный хищник за версту обойдёт подобные «останки».
– Здесь, – повторил Кицум. – Друзья, нам представился шанс вырваться отсюда малой кровью. Нам надо вернуться в Эвиал. Слишком многое начато и слишком многое не завершено.
– Золотые слова, – проворчала за спиной Тави мрачная Райна. – Вот только как завершать, когда непонятно, кого рубить и, главное, как?
– Кого рубить найдётся, – откликнулся Кицум. – Уж тут можете не сомневаться. Могу только догадываться, что сейчас сделает Сильвия, но уж наверняка помчится к своим покровителям. Или же – на что я рассчитываю – что покровители сами явятся к ней, – он усмехнулся, вполне эдак по-пиратски и чуть ли не кровожадно. – Ниа, прошу тебя…
Лейт-Ниакрис мягко, одним движением очутилась возле груды перьев. Выученица Вольных, Тави могла оценить – бойцом Ниакрис могла оказаться поистине страшным. Отчего-то Тави стало даже не по себе – словно чувствуя, что им непременно суждено будет сойтись лицом к лицу.
Дальнейшее произошло быстро, можно сказать – стремительно, так что мало кто успел понять происходящее.
Ниакрис закрыла глаза, вытянула руку – так, словно сжимая невидимый меч. Кицум встал рядом, ладонь положил девушке на лоб. Мгновение, и рука Лейт дрогнула под невидимой тяжестью, точно в ней и впрямь оказался неподъёмный фламберг. А ещё миг спустя на макушку Тави словно рухнул настоящий кузнечный молот.
Боль и тьма. Падение. Ничто…
Глава пятая
Эвиал
Бросившаяся к бесчувственному Анэто хозяйка Волшебного Двора волей-неволей пропустила следующий акт драмы. Милорд ректор был плох, и совсем не требовалось обладать какими-то целительскими талантами, чтобы это понять. Анэто выложился до конца, пытаясь взломать выставленный Разрушителем щит, – и почти что преуспел в этом. Щита больше не было, но армии, обращённой в охваченную паническим слепым ужасом толпу, это помочь уже не могло. Спасибо своим, не подвели, не дрогнули, на собственных плечах вытащили милорда ректора из пекла, и Мегана, склоняясь над смертельно бледным лицом, пересечённым тёмно-алыми дорожками кровяных струек, чувствовала, что глаза начинает предательски щипать.
Холодный разум опытной чародейки, конечно же, знал диагноз, знал и что делать при «предельном истощении сил, вызванном чрезмерной концентрацией на поддержании перманентно-действующего заклинания», как выразились бы умники-заумники Ордоса. А вот сердце сейчас ощутимо мешало. Обжигало глаза закипающими слезами, заставляло трястись руки, а губы – выкрикивать какие-то совершенно бессмысленные слова.
И только под всеобщими изумлёнными взорами она сумела как-то прийти в себя. Вспомнить, что она- таки пока ещё и хозяйка Волшебного Двора, и помощь коллеге – её прямая обязанность.
Мегана покраснела. Горячо, жарко, густо, как не краснела с молодости, да и то – не по причине сердечных тревог, а опасаясь, что не получит на очередном испытании очередного «выше всяких похвал; достойно всеобщего подражания». Огромным усилием заставила подбородок не трястись, а руки – не дрожать.
– Кертен, Омела, Эсияз! Дайте руки, быстро!
Умение перелить силу опустошённому магией товарищу – одно из основополагающих, этому учат во всех обязательных курсах. И сейчас Мегана, словно испугавшись вырвавшихся наружу чувств, работала как одержимая.
И она пропустила весь поединок Разрушителя с Этлау, пропустила момент, когда войско начало постепенно останавливаться и люди словно стряхнули с себя нахлынувший ужас. Не помнившие себя ратники ошеломлённо озирались по сторонам. Мало-помалу отряды приводили себя в порядок, вновь раздались резкие команды десятников; отброшенная армия вновь превращалась в войско из безумной толпы.
Откат вновь и вновь терзал Мегану, глубоко в грудь вонзая холодные когти. Во рту она ощущала привкус крови, кровь по обыкновению текла и из носа; сама едва не теряя сознания, Мегана держала и держала заклинание, щедро отдавая свои собственные тепло и силу распростёртому на плаще человеку, так внезапно ставшему единственным во всём мире.
А потом, когда Анэто уже застонал и приоткрыл глаза, из ниоткуда возник отец Этлау. Его шестиконечный косой крест, дотоле постоянно носимый на груди, куда-то бесследно исчез. «Небось потерял, когда улепётывал», – мрачно подумала Мегана. Экзекутор едва дышал от бега, но глаза его отнюдь не выглядели глазами уносившего ноги труса. Острые, колючие, тёмные, они впивались, точно дротики, и мало кто мог выдержать взгляд инквизитора, не отвернувшись.
Мегана, правда, могла. Особенно сейчас. Когда в сердце негаданно-нежданно открылась потаённая дверца.
И как он ещё нашёл их – настолько безошибочно и быстро! – среди кипящего человеческого моря?
– Досточтимая Мегана, – проскрипел отец Этлау, вперяя в неё свой взор, более подошедший бы сейчас какому-нибудь зомби. – Достопочтенные маги, нам остался последний приступ. Разрушитель исчерпал почти все свои силы. Мы схватились с ним врукопашную. Никто не одолел. Но следующий приступ станет последним. Последним, я знаю. Надеюсь, что господа маги исполнят свой долг.
«Почти те же слова сказал и Ан…»
И следа не осталось сейчас в отце Этлау от злобного фанатика. Сейчас это был полководец, спокойный и уверенный в себе, несмотря на бегство его армии. От него словно волнами расходилось нечто незримое, неощутимое, но люди вокруг вдруг как-то подбирались, переставали растерянно топтаться, кто потерял оружие – торопились подобрать или чужое, или хотя бы топоры, в изобилии навезённые крестьянами- трудниками.
Вновь зажглись принесённые факелы. Вновь выстраивались колонны и шеренги. Толпа обретала вид войска с поистине неестественной, пугающей Мегану быстротой. Немногие уцелевшие инквизиторы стягивались к Этлау, словно роящиеся пчёлы к королеве.
– За мной! – взмахнул рукой преподобный отец-экзекутор, не обращая больше внимания на Мегану. И – легко побежал сквозь строящиеся баталии, вновь и вновь повторяя призыв.
Теперь Мегана очень хорошо понимала главу Белого Совета. Этлау сделался не просто опасен, он превратился в смертельную угрозу всей магической гильдии Эвиала. Разрушитель… пока себя никак ещё не показал. Во всяком случае, он только защищался. Интересно, почему он не прикончил всю армию тучей раскалённого живого пепла, когда тысячи и тысячи человек столпились вокруг его Башни и полезли на стены? И почему удар летающими черепами оказался направлен в основном на инквизиторов (включая палачей на их колымагах) да на прислугу метательных машин? Почему выпущенный Разрушителем дракон ограничился тем, что поджёг осадную башню, но даже не попытался залить жидким огнём бегущих? В чудовище не полетела бы ни одна стрела, ни один дротик, да и для заклинания едва ли нашлось бы время.
Что-то тут не так, мелькнула мысль. Что-то очень сильно не так. Разрушитель не пытался нападать. Он защищался. И, похоже, защищался он только и исключительно от отца Этлау.
А как же огонь, через который пришлось с такими ухищрениями пробираться бесследно сгинувшим ассасинам? Куда делся он? Почему Разрушитель снял эту защиту? А ведь с ней никто бы и близко не подступил к Чёрной башне.
Анэто ворочался и шёпотом ругался, пытаясь подняться. Почти все уцелевшие маги столпились вокруг своих предводителей. У Меганы несколько отлегло от сердца, когда она увидела, что в рядах чародеев Волшебного Двора потерь совсем немного.
«Начинаешь мыслить, как воевода, – мелькнула горькая мысль. – Радуешься, что пали немногие, а не скорбишь по погибшим!»
– Что нам делать, Мегана? – выступил седобородый маг. – Они снова полезли… Останемся здесь или пойдём следом?
