– Щупальцем.
Продолжаю смотреть. А пальцы трогают спину Малька. Опухоль. Горячая. И быстро ползет вниз.
– Я Ловчему руку отрубил. Левую. Он новую не успел отрастить, когда ты на него напал… господин. Коготь на щупальце у него был. С ядом.
– А этот… умник меня, значится, прикрыл. Так?
Кивнул Меченый, не Крант. А глаза у Меченого даже не испуганные. Совсем никакие! Видел я его пару раз таким… Ладно, потом разберемся. Все потом. Сначала пацан.
– Яд, говоришь? А противоядие имеется?
Крант качает головой. Меченый молчит, только смотрит в никуда. Марла… подходит к нему. И на меня все время поглядывает. Насторожено.
Блин! Чего они все так боятся?! Ножа? Так вот он, лежит на спине пацана и слегка вибрирует. Со стороны и незаметно совсем. Только пальцами можно чувствовать. И горячо им. И на левой руке тоже. Это опухоль ткнулась в ладонь. А дальше не идет.
Вот так мы тебя и сделаем!
Ладонь ниже опухоли, прижать плотнее и двинуть вверх. Осторожно. Чтоб ничего не выскользнуло. А Нож – вниз. Еще осторожнее. Чтоб не зарезать пацана. Двигаем, двигаем, двигаем…
Вот и сошлись ладони.
Но чем ближе к ране, тем труднее их двигать было.
Ну, с ядом справились. Рана чистая. А чего делать с переломами? Позвоночник – это не хухры-мухры. Выживет пацан – парализованным будет. Ниже лопаток. И вряд ли мне спасибоскажет.
Марла. Опять рядом. Стоит на коленях, нюхает рану, чего-то говорит. Не знаю я этого языка. Ни слова не понимаю. А вот Малек, похоже, понимает. Шевелит пальцами, тянется рукой к шее. Своей. И дергает тонкую светлую цепочку. А та не рвется. Чуть толще нитки, а держится.
Малек шепчет. Просит чего-то. На том же, незнакомом. Марла качает головой. И отвечает. На всеобщем.
– Не могу.
– Чего не можешь? Ну!
Она смотрит на меня и молчит. Самое время играть в молчанку.
– Да говори же, твою мать!
Голос, похожий на карканье полузадушенной вороны. Не Марла говорит, раненый.
– Имя… дай Имя…
– Какое имя?
– У него нет Имени.
Шепот. Едва слышный. Марла.
– На фига ему…
– Он не может измениться.
– Чего не может?…
– Залечить раны.
Мне понятно насчет ран. И только.
– Тогда дай ему это дурацкое имя!
Я уже ору. И меня трясет. Марла прижимается к перилам.
– Не могу.
– Господин… ты дай…
Сиплое карканье. Скрип несмазанного замка.
– Имя? Какое, блин?…
– Его Имя. Настоящее. Можешь узнать?
А в голосе надежда проклевывается. Слабенькая. А вдруг смогу? Ведь сумел победить слугу Неназываемого. И с ядом справился. Так может и…
Марла отводит глаза, и я перестаю ее слышать. Или читать мысли. Хрен его знает, чего между нами только что произошло.
Имя? Настоящее? Ага, как же. Только тем и занимаюсь, что имена придумываю. В свободное от работы время.
Малек вывернул шею, и я увидел его лицо. Бледное. Потное. Из прокушенной губы бежит кровушка. Кожа под глазами дрожит, а сами глаза…
Блин! Никогда такого не видел.
Зрачок то круглый, то вытягивается в нитку, а радужка – то темно- серая, то красно-коричневая.
– Имя!… – просит Малек.
А у меня язык затянуло. Намного ниже апендикса.
Кота он мне напомнил. Пацан. Молодого, домашнего. Побывавшего на настоящей кошачьей разборке. В первый раз. И ничего мне в голову не пришло, кроме Васьки. Ну, не Мурчиком же пацана называть!
А странно меняющиеся глаза тянули из меня Имя. Как здоровый зуб без наркоза. И я с трудом выдавил:
– Ва-ас-с-с…
А все остальное застряло в горле.
Глаза окончательно изменились. Перестали быть человеческими. Цепочка лопнула, и рука пацана ударилась о ступеньку. Рядом с моей ногой. Не рука – лапа! С когтями…
– Назад!
Это Марла. Мне. А я стою в полном обалдении. Даже не заметил, когда разогнулся и убрал руки от пациента.
Вой. Или крик. Глубокие царапины на лестнице. Я пялюсь на них так, будто ничего интереснее в жизни не видел. И не увижу. Считаю царапины.
Раз…
Ко мне тянется Марла.
Два…
Ее пальцы сжимают мою рубаху выше пояса.
Три…
Я сижу на перилах.
Четыре…
Пацан катится вниз, переворачивается на спину. Его трясет, как в припадке, выгибает. Затылок и пятки на полу, а все остальное – дугой.
– Скорее!
Меня сдергивают с перил. Хватаюсь за Марлу, чтобы не упасть. А она с моим плащом в руке прыгает вниз по ступенькам. Даже ран своих не замечает. Четырех царапин ниже колена.
– Накрываем его. Быстро!
Воющий, дрожащий комок исчезает под плащом.
– Зови его! Зови!!
У меня нет слов, нет букв, нет даже мыслей. В голове пусто, как после уплаты налогов.
