посматривай за ушицей, да помешивай изредка. Картошки почисть. А мы с Петровичем-младшим пойдем в избенку парой слов перекинуться. Не обижайся уж, что на полчасика тебя тут оставим.
Они вошли в дом. Алексей плотно затворил за собой дверь.
– Алексей, мы что, не могли при Яне побеседовать? Ведь она нам не враг!
– Это, конечно, так, да вот только уши у нее вражьи. Через нее Сыч нас слышит, что по твоему телефону. А эта избушка заколдованная, тут нам никакие шпионы не страшны. Ведь ладно слова, он и мысли твои незащищенные слышит, Демид! Никуда от этого не денешься!
– А ты? Тоже наши мысли слышишь?
– А что скрывать? – усмехнулся Петрович. – Мыслишки ваши я могу учуять безо всякого труда, если надобность в том будет. И сделаю это деликатно, не так, как ты – вламываешься в чужой рассудок так, что у человека кишки выворачивает. Да только, если честно, не очень-то меня ваши головы волнуют. Есть у меня дело посерьезнее – прислушиваюсь я постоянно к этому поганцу, колдуну. А он – ко мне. Вот так и живем мы, как две рыбы на одной леске. Поймали друг друга, проглотили приманки, и с крючка сойти не можем. Кто быстрее вымотается. Хотя есть и у него, и у меня такие скрытные места, как эта избушка, где прерывается наша связь. Да только долго в такой норе не просидишь – страшно становится в неизвестности. А где-то враг твой, что он сейчас поделывает, не стоит ли у тебя за дверью с берданкой за плечом? Я ведь, милый, не бессмертный, убить меня и простой пулей можно. Вот и вылезаешь отсюда поневоле, и начинаешь снова нащупывать мыслишки Сыча – ага, вот он, родимый, никуда не делся!
Петрович удрученно качнул головой.
Только сейчас Демид начинал понимать, каково приходится Защитнику. После приключения с волками Алексей осунулся, постарел лет на десять.
– Да, нелегко тебе, Петрович. Но волков вчера ты лихо отделал!
– Лихо? Это мне лихо пришлось! Чуть Богу душу не отдал! Уходит моя сила, Демид, чую я это. Раньше я не таким был. Я ведь хотел пробежаться, на крышу запрыгнуть, да подушить их оттуда свой цепочкой. Да не смог. Еще бы момент – и разорвали бы меня зверюги. Пришлось останавливать их своей Силой. А ведь это одному Богу вестимо, какое дело трудное – остановить на бегу стаю волков. Ощущение такое, что под поезд попал. Еле выстоял. Ломаюсь я, Демид... Кончается та бочка, из которой я свою энергию черпаю. Может, и зря я на себя грешу, да только тревожно у меня на душе.
– А что это за оружие у тебя такое странное?
– Это? – Алексей вынул из кармана длинную серебряную цепочку, на одном из концов ее были прикреплены три толстых серебряных кольца, размером с кулак. Он протянул цепь Демиду, и тот осторожно принял ее на ладонь. Кольца были словно живыми, они странно пульсировали, меняя свой вес – то становились легкими, как пух, то тяжелили руку свинцовым гнетом.
– Что, интересная штука? – спросил Алексей. – Это не простой металл. Какой-нибудь ученый мог бы докторскую о ней написать. Чувствуешь, словно дышит? А ведь его весом можно управлять по собственному желанию! Этими кольцами можно каменную стену проломить, если захочешь. Много чудес я на свете перевидал – жизнь мне выпала интересная. А только лучше Креста Доминика и этой цепочки ничего не знаю. Само обладание этими вещами может сделать любого человека чище, придать ему необыкновенную энергию, исцелить от многих болезней и продлить годы жизни. Но главное, это – оружие. Ведь против таких тварей, как наш Сыч, обычное оружие бессильно.
– А пулей серебряной попробовать?
– Байки все это... – сурово сказал Петрович. – Хоть ты в него из крупнокалиберного пулемета серебряными пулями лупи, толку не будет. Я, когда еще только осваивал это дело, пытался как-то пристрелить Сыча из ружья. Охотился на него, ровно как на медведя. Сам-то он тогда мне тоже ничего сделать не мог, слабоват еще был, и досаждал я ему сильно. В конце концов, загнал его в угол, зажал в одной хибаре. И сдался он добровольно. Вышел, ручки поднял, глаза масляные – мол, весь я твой. Но я уже знал его натуру звериную – без лишних разговоров влепил ему дуплетом прямо в грудь. Никогда такого не забуду – пули прошли через туловище как через тыкву гнилую. И хоть бы хны! Стоит гад, ухмыляется. Дыры в нем прямо на глазах кожей затягиваются. Я аж дар речи потерял. А он спокойно смылся, и целых двадцать лет после этого я его разыскивал. Тогда-то и понял я, что пулей его не возьмешь. Как добыл я эту цепочку – разговор особый, и дня не хватит, чтоб рассказать. А крест мне достался от моего предшественника, а теперь, глядишь, и тебе останется. Сам по себе он оружием не является, но сила в нем заключена немалая. Думаю, что святой этот – Доминик, которому, по преданию, принадлежал крест, тоже был Защитником.
– Первым Защитником?
– Ну почему же первым? Я думаю, что занятие это существовало со времен появления рода человеческого, еще до появления христианства. Я, как христианин, вкладываю в свои действия и мысли христианские понятия, сражаюсь именем Божьим, так уж я воспитан. Но сердце мне подсказывает, что подобное ремесло существует и в других народах – независимо от их верования. Силы Зла и Добра стоят выше религии и национальности. Они древние, как сам мир – мы не знаем, что они из себя представляют, что ими движет, как они воздействуют на людей. Я и не старался особенно вникнуть в это – я был простым солдатом. Для меня мир с детства был поделен на черное и белое, на слуг Дьявола и слуг Бога. Я пытался бороться с темными силами и не преступать при этом ту черту, за которой и сам мог бы стать носителем Зла. А это очень непросто, сынок, помяни мое слово. Может быть ты, человек образованный, сумеешь когда-нибудь в этом разобраться, стать выше простых понятий о добром и злом. Но меня, старика, уже не переделаешь.
– А ты что, малограмотный? По-моему, у тебя высшее образование на лбу написано.
– Да что ты, милый? Пять классов, да и то с грехом пополам – вот и вся моя школа. Верно, когда я Защитником стал, пришлось мне поучиться немало. Может, и не одно высшее образование я получил, читая книги. Ведь в них вся людская мудрость сокрыта, за все века существования человеческого разума. Да и изменился я сильно с тех пор, как получил этот дар. Науки стали даваться мне с легкостью – все, от оккультизма до компьютерной графики уложилось в моей голове, словно она только и ждала этого часа. А ведь до того, как я встретился со своим Защитником, шалопаем я был хоть куда. Правда, в грехе сильно не увяз – добрых людей не бил, грабежом не занимался. Была у меня с детства способность замечательная – мог я забираться в мыслишки других людей, а то и заглядывать вперед на день-два. Тебе, впрочем, дело знакомое. Вот и пробавлялся я картишками. Сильно не выигрывал – берегся, чтоб не убили по зависти. Так, на житье хватало, хотя будь моя воля, мог бы деньги грести лопатой. Мотался по всей стране, нигде долго не засиживался, боялся примелькаться. Да вот был у меня один недостаток – не мог я видеть, как добрых, беззащитных людей обижают. Не раз ввязывался и в драку, и в серьезные передряги попадал. Надоела мне такая жизнь – хуже некуда. Встретил я тогда одного мужичка – монаха бывшего. Никодим его звали. Немало он бед в жизни хлебнул – религию, как ты знаешь, тогда не жаловали. И в лагере насиделся, и лес валил. Но не сломался человек. Он-то на верный путь меня и наставил.
Сперва я ничего не знал о его скрытой стезе. Исподволь подводил он меня к мысли о Защитниках, да только сопротивлялся я еще поболее твоего. Да недолго бродили мы с ним. Убили его, зверски порезали лихие люди. И вот перед смертью прошептал он: 'Наклонись-ка ко мне, Лексеюшка, словно заветное тебе скажу'. Нагнулся я к нему, а он с последним выдохом передал мне всю силу свою добрую. И почувствовал я себя другим человеком, словно заново родился. Нелегко мне было себя переделывать, да только изнутри меня что-то толкало, не давало сидеть на месте. И стал я потихоньку таким, как сейчас. Не было мне ничего известно – откуда взялся мой Учитель, имел ли он связь с другими Защитниками, или один-одинешенек боролся с нечистью? Пытался найти я
