бестелесном состоянии. Я достаточно хорошо пообщался с ним, чтобы усвоить, что он – большой сибарит и ценитель тех радостей, которые может дать ему хорошее человеческое тело. К тому же смотри: этот отец Ираклий чудом выжил. Можно сказать, воскрес. И одновременно разительно изменилась его личность. Откуда в нем эта философская эрудиция, если в прошлом он – обычный шоферюга? А по времени момент его перерождения, судя по всему, следует за моментом гибели тела Табунщика...
– Брось чушь нести, Демид! – возмутилась Лека. – Ты сейчас видишь Табунщика в любом человеке, который мало-мальски выделяется из среднего уровня. Ну сам подумай – с какой стати Абаси в новом воплощении сейчас снова появляться в нашем городе, да еще вести себя так вызывающе – лезть к тебе прямо в телевизор? Он небось укрылся где-нибудь на другом конце света и ведет себя тихо. Силы набирает. Зачем ему влезать в искалеченное тело полусвихнувшегося проповедника?
– Может быть, может быть... – Демид вышагивал по комнате, заложив руки за спину. – Но в качестве рабочей гипотезы мое предположение принять можно. Ты что, думаешь, Абаси так уж боится, что мы его обнаружим и снова начнем охоту? Да черта с два! Это я дрожу за свое тело – единственное и неповторимое. Может быть, Дух Мятежный и перейдет после моей гибели в другую телесную обитель – мне в этом утешения мало. Я-то буду трупом! А Табунщик может менять тела как заблагорассудится, не теряя своей индивидуальности. Чего ему бояться? Помнишь, какой фокус он выкинул, перейдя в тело Эдвардаса? Я еле успел тебя спасти. Помяни мое слово, в любом случай зловредный Дух навяжет нам игру в открытую. Мы с тобой на виду – маскировка не имеет ни малейшего смысла! Но он тоже не желает прятаться – наши с тобой жизни не более чем миг в его бесконечном существовании. Мы не знаем его Имени – что мы можем ему сделать? А вот он может попытаться в очередной раз поймать нас на приманку и убить. Да, да, да...
– Может быть, тогда и не стоит клевать на этот крючок? Держаться от него подальше. Размажут нас с тобой, Дема, как клопов по стенке.
– Нет, мы клюнем. Клюнем обязательно. Сядем на крюк глубоко, по самые жабры. Надо же разобраться, что это за птица такая – Ираклий. Конечно, самим соваться не обязательно. Подошлем к нему шпиона.
– Шпиона? – Лека хихикнула. – А где мы его найдем?
– На шпионской бирже труда! – Демид широко зевнул. – Спать пора! Что у тебя за дурная привычка – таращиться в телевизор до часу ночи?
Глава 5
В ночном мраке все двигалось, все мерно пульсировало в такт биению сердца. Игорю казалось, что прерывистые удары его сердца эхом отражаются от берез, смутно белеющих в тумане, от воды, накатывающей на берег, от облаков, разреженными полосами растянувшихся в невероятной дали и окрашенных полной луной в черно-желтые цвета.
Луна была идеально круглой – без малейшего изъяна. Казалось, что она не испускает холодный свет, но вбирает его в себя – как дыра в небе, аккуратно вырезанная небесным точильщиком. Кто-то внимательно смотрел сквозь это окно за всем, происходящим на земле, и Игорь съежился от этого пристального и ледяного взгляда.
Он чувствовал в ночном шорохе присутствие странных существ – древних, почти позабытых человеком: не животных, но и не людей. Все то, что считалось древними славянами мелкой лесной нечистью, с кем крестьянин привык обходиться со смешливой опаской, стекалось сейчас на поляну, привлеченное магической силой Ираклия. Как назывались они? Лесовики? Овинники? Мары? Игорь не смел повернуть голову, оторвать взгляд от Ираклия, чтобы не выдать себя в толпе внимающих Добру, но знал, что маленькие красные глазки существ, неотличимых в темноте от деревьев, буравят его голую спину, безошибочно выделяя среди прочих людей-человеков. Игорь передернул плечами. Комары донимали его все сильнее. Он завидовал прочим, отдавшим себя проповеди без остатка и отключившимся от земных ощущений. Он и хотел бы стать таким же, и боялся этого – мучительно, до колик в животе. Он не хотел убивать свою личность – пусть даже во имя великого Добра.
Похоже, что он один испытывал неудобства этой прохладной сентябрьской ночью. Все остальные участники действа были полностью поглощены речью своего наставника. Они сидели на сырой траве, устремив на него жадные взгляды, они не чувствовали ни холода, ни страха перед темнотой, ни стеснения, ни укусов назойливых насекомых. Собственные их «Я» растворились, слившись в некую единую духовную сущность. Игорь физически ощущал, как облако их слепившихся воедино мыслей, ощущений и вожделений плывет по поляне вязким туманом, цепляясь за ветки низкого кустарника. Людей было так много, и так одиноко чувствовал себя Игорь – единственный не поддавшийся гипнотизирующему потоку слов Ираклия.
– ... И что же есть Добро, дети мои? Сложно ли понять это? Лучшие умы человечества пытались разгадать эту загадку, тысячи лет проходили в бесплодных мудрствованиях, но ответ так и не был найден. Почему? Потому что суть Добра слишком проста, и сложные рассуждения не подобают ему. Является ли простота Добром? Да! А сложность – не есть ли это проявление Зла? Да, дети мои! Говорю вам – чем проще ваша жизнь, тем ближе она к Добру истинному!
Ираклий возвышался на берегу, луна сияла прямо над его головой, остановив свое движение по небу. Черный силуэт вырисовывался в лунном свете с фантастической четкостью – то взмахивал полами-крыльями длинного плаща, как летучая мышь, то зябко кутался в одеяние и вышагивал, припадая на правую ногу. Ираклий оставил свойственные ему длинные рассуждения. Он говорил короткими фразами, хриплый голос его вбивал истины в головы завороженных учеников, как гвозди. Рыжая огромная собака неподвижно лежала у ног его – мрачный страж, готовый наброситься на любого, кто посмеет покуситься на ее хозяина. Игорю казалось, что она читает мысли людей и недовольно принюхивается, вычисляя чужака в охраняемом ею стаде.
– Является ли Добром счастье? Да! Если человек счастлив, он добр, и если Добро снизошло на него, он счастлив! Но что есть счастье? Скажи мне, сын мой, – он ткнул пальцем в подростка, сидевшего неподалеку, – прост ли ответ на этот вопрос?
– Прост, отец...
– О да, сын мой! Ты не ошибся! Он прост, как и все истинные ответы в этом мире. Истина проста, и горе тому, кто пытается усложнить ее! Живет человек, он работает, он зарабатывает деньги, он покупает себе какие-то вещи. Он волнуется, совершая покупку, – не окажется ли предмет его вожделения, на который он копил деньги, плохим. Но вот он приобретает его, он потирает руки, он сидит, вытянув ноги, и смотрит новый телевизор. Он доволен, ему кажется, что он счастлив! Но долговременно ли такое счастье? Нет, дети мои, нет! Ибо пройдет неделя, и ощущения от новизны покупки притупятся и исчезнут вовсе. Что же попытается сделать этот человек, чтобы вернуть себе утерянное счастье? Он будет стремиться к новому приобретению! Это как наркотик, дети мои! Все большие дозы потребуются ему для ложного самоудовлетворения, и все короче будут периоды его мнимого счастья. Видеомагнитофон, машина, богато обставленная квартира... Этот человек вступил в порочный круг, и никогда ему уже не вырваться из когтей Дьявола!
Конечно, он может провести жизнь свою в довольстве и будет уверен, что сделал в жизни своей все правильно. Но, дети мои, говорю вам: если было так доселе, то теперь не получится так! Ибо придут в страну нашу и на всю землю нашу невиданные несчастья! Вспомните, как чума нападала на благополучные города Европы и убивала всех на своем пути, не щадя ни стариков, ни младенцев! Вспомните, как беспощадная засуха обрекала народы на смерть, а огромные стаи саранчи сжирали посевы, неся голод и отчаяние! Веками, тысячелетиями выстраивались города, а землетрясения превращали их в пыль в считанные секунды, и пустыня наступала на очаги самодовольства и цивилизации, засыпая песком богатые дома и базарные площади. Человек восстал против природы, и она не простит ему этого! Он может мнить себя венцом создания, он может создавать могущественные оружия разрушения, он может вырубать деревья и уничтожать зверей, но никогда не остановить ему вращения Земли и бега Солнца. И потому говорю вам – великие потрясения были и придут еще не раз. И час их недалек – верьте мне! Что будет делать тогда этот человек, стоя на коленях у обломков разрушенного своего дома? Рыдать? Жалеть накопленного своего? Пытаться завести машину, для которой уже не будет бензина? Жалок его удел! А что будете делать вы, дети мои? Отвечу вам – вы будете хозяевами этой земли!
