промежность. Глаза его остекленели, пальцы медленно разжались, и он сполз по стене, беззвучно открыв рот.
– Нет, все-таки ты – не человек, – заметила Лека, пристегивая его наручниками к трубе. – Нормальный мужик заорал бы и сразу за яйца схватился. А этот... Наверное, у него там отсохло все.
Лека высунула голову за угол и чертыхнулась. Арды, конечно, догнали восточного человечка. Там, в конце улицы, они стояли и разговаривали с ним. Может быть, они пытались увести его с собой, чтобы не убивать на открытом месте? Лека, согнувшись в три погибели, чуть ли не на четвереньках, двинулась к ним, стараясь не высовываться из тени. Наконец она нашла себе место за мусорным контейнером – шагах в двадцати от вьета и солдат. Это был отличный наблюдательный пункт. Даже если бы арды обладали собачьим обонянием, они бы ее не учуяли – настолько сильный аромат стоял здесь. Тухлая рыба, гнилые капустные кочаны и прочие неповторимые миазмы, заставляющие желудок бедной девушки пожалеть о съеденном ужине. Ноги Леки медленно погружались в коричневую жижу сомнительного происхождения.
«Если я полезу драться с четырьмя этими фашистами, – сказала себе Лека, – они меня убьют. Это бесспорный научный факт. Я уже знаю, как работают эти бестии. Но если Дик, гнида персидская, не появится здесь через минуту, я пойду разбираться с ними. Потому что тонуть в этом вонючем гнилье я не собираюсь».
Один из ардов положил руку на плечо вьетнамца. И тут же отлетел в сторону и упал как подкошенный. Конечности ардов немедленно пришли в движение – они замолотили дубинками с четкостью механизмов. Картина была совершенно ирреальной – Лека не слышала ни звука, а черные силуэты боевиков вырисовывались на фоне желтого света, как марионетки в театре теней. Не было только силуэта жертвы. «Наверно, старик уже упал, – подумала Лека. – Я опоздала».
Вдруг она увидела вьета. Он стоял на другой стороне улицы. Арды заметили его тоже – бросились всей оравой. Старик и не думал убегать. Просто он стал ниже, почти распластался по земле. Двигался он медленно. Очень медленно – как змея, еще не очнувшаяся от спячки. Он ускользал от черных коршунов, налетевших на него, когда столкновение казалось неминуемым, плыл по замысловатой траектории, вычерчивая узор, понятный одному лишь змеиному Богу.
Один из ардов вдруг взлетел в воздух и переломился пополам, словно в живот ему ударили бревном-тараном. Он шлепнулся на четвереньки, попытался встать, снова упал и затих. Другой споткнулся о ногу вьетнамца – едва задел ее, но почему-то не смог остановиться и бежал, размахивая руками, пока не вьехал головой в стену. На ногах остался один, последний ард. Нормальный человек давно испугался бы и убежал, поняв, с кем столкнулся. Но в этом не чувствовалось ни малейшего испуга. Он отбросил дубинку в сторону, и в руке его блеснул нож. Орудовал он им умело, хотя и несколько механически. Казалось, лезвие уже почти вошло в живот вьета, но старик выкинул вперед руки, и солдат отлетел метров на семь. Лека покачала головой.
– Туйшоу, – пробормотала она. – Туйшоу. Но каков старикашка! – Ей еще не приходилось видеть, чтобы кто-нибудь применял этот прием с такой силой.
Собственно говоря, делать больше было нечего. Восточный человечек поклонился каждому из своих противников, валявшихся в полной отключке, а потом – Лека не поверила своим глазам – сел по-турецки прямо на сырой асфальт, опустил руки на колени и замер.
– Ну, что скажешь? – Шепот раздался у самого уха Леки, и она едва не вскрикнула.
– Что, что? Видишь, в гнилье по колено стою, тебя дожидаюсь. Провоняла вся, как падаль. А твой старичок, похоже, в защите не нуждается.
– Что скажешь о его стиле?
– «Багуа-чжан»* [Один из внутренних стилей (нэй-цзя), уходящий корнями к даосским учениям I-III вв., основанный не на применении силы, а на циркуляции и выбросе энергии (ци).]. Стиль змеи. Это же козе понятно.
– Похоже, но не то. Это что-то особенное. Что-то более древнее и естественное, чем «Багуа», доведенное до изумительного совершенства. К тому же он двигается не по кругу. И локоть выставляет наружу. Это не характерно...
– Дем, ты совсем сбрендил?! Лучше места, чем помойка, для своего диспута не придумал? Давай уж прямо в мусорный бак залезем...
– Черт возьми! – Демид вскочил.
Лека ясно увидела, что один из ардов, ожив, медленно вытаскивает из-за пазухи пистолет непослушными пальцами. «Пистолет... – мелькнуло в ее голове. – Откуда у арда пистолет? У них не должно быть...»
Парень уже прицелился в неподвижную фигуру вьетнамца. Демид мчался к арду огромными прыжками. Гром выстрела слился с ударом Демида и заглушил его. Пуля разнесла вдребезги кирпич над самой головой вьета. Парень опрокинулся на спину и затих. Демид подул на разбитый кулак, наподдал ногою пистолет, и тот утонул в открытом люке.
Вьет даже не пошевелился.
– Уаныыан хао, пхэн'еу* [Добрый вечер, друг (кит.)], – выдохнул Демид.
Старик открыл глаза. Он посмотрел на Демида с изумлением и даже некоторым страхом. Потом вскочил на ноги и отвесил Демиду три быстрых, но глубоких поклона.
– Нимэнь хао, сеньшэн! – заговорил он на своем тарабарском языке, и Демид, похоже, понимал его. – Нинь хуэй шо хань-юй ма?* [Здравствуйте, господин! Вы говорите по-китайски? (кит.)]
– Уо хуэй шо...* [Говорю (кит.)]
– Нинь цзяо шэмма минцза?* [Как вас зовут? (кит.)]
– Демид. Демид Коробов.
– Жэныди нинь, уо хэнь гао-син! – Старичок снова начал улыбаться и раскланиваться, словно встретил не Демида, а известного артиста, и собирался взять у него автограф. – Каньцзян нинь...* [Очень приятно познакомиться! Рад... (кит.)]
– Салам алейкум. – Лека давно уже стояла рядом, и ей надоело выслушивать всю эту белиберду. Могли бы обратить внимание и на нее. – Слушай, Дем, как там на вьетнамском «добрый вечер»?
– Я не Вьетнам, – сказал человек. На русском языке. – Я – хань. Китай. Добрый вечьер, госпожа. – Он склонился, скрестив ладони на груди.
– Ага. Китаец. – Лека хрипло засмеялась. – Вы уж меня простите, вечно я китайцев и вьетнамцев путаю. Дурдом, правда?
Леке пришлось идти ночевать к родителям. Это было очень обидно. Подумаешь, китаец какой-то старый появился! Ночевать ему негде! Нет, если разобраться по справедливости, Демид – свинья. Свинья! Взял пнул ее из дому. Господин китаец мог бы и на раскладушке в кухне поспать, в конце концов!
Лека брюзжала и брюзжала под нос, направляясь на лужайку, где они с Демой обычно занимались по утрам. Небольшая такая площадка, в овраге, заросшем осинами, за гаражами, неподалеку от Деминого дома. Лека была уверена, что Демид уже там. Он наверняка слюни глотал от нетерпения. От желания выведать поскорее, что же это за школа такая таинственная у китайца.
Конечно, они уже были там. Китаец в холщовой куртке с веревочками вместо пуговиц, широких брюках и синих тапочках (за пазухой, что ли, таскал свою униформу?). И Демид в тренировочных штанах с обвисшими коленками, штормовке и старой лыжной шапочке, изъеденной молью. Лека почему-то не торопилась спускаться. Она стояла, спрятавшись за огромным тополем, наклонившимся над площадкой, и наблюдала сверху. Она хотела понять.
