Но об этом позже.
2
Этот день начался вполне обычно. Собственно говоря, я уже рассказывал вам, как он начался. Зазвонил будильник, я повалялся в постели, помечтал о своей Девушке, которую уж и не надеялся снова увидеть. Потом проглотил бутерброд на бегу, потому что уже опаздывал, как обычно. Прыгнул на свой скутер и поехал за Анюткой. А потом мы вместе поехали в Парк Чудес - на работу.
Я отработал утреннее выступление, и времени у меня было полно. С Цзян я сегодня не тренировался - она была занята. Они там, в своем китайском цирке, репетировали новый номер. Поэтому я решил прогуляться в ту часть Парка, которая называется Канзас.
Я шел по этому самому Канзасу и занимался тем,что единственно и мог я делать в этом месте. Я разглядывал людей.
Я давно уже насмотрелся на все аттракционы Парка Чудес. Накатался на всех этих железных дорогах, лодках и горках на всю жизнь. Я побывал во всех магазинах Парка Чудес и выучил имена всех хорошеньких продавщиц. Я по сто раз посмотрел все представления - и пляски дикарей в Джунглях, и Волшебный Цирк Китая, где моя подружка Ань Цзян танцевала и показывала акробатические номера, и Родео в Канзасе, и уж конечно, большое представление под названием «Да здравствует Мексика», где выступал я сам и которое давно набило мне оскомину. И все равно мне не было скучно бродить по Парку Чудес. Потому что здесь были новые люди. Каждый день, каждый час здесь были новые посетители. Они разглядывали нас, артистов, как забавных зверей в зоопарке. И мне было интересно самому превратиться в разглядывающего. Снять костюм тореадора, повесить его на плечики в шкаф и превратиться на пару часов в обычного человека.
Лучше всего это делать так: выбрать себе хорошее местечко за столом в каком-нибудь кафе, которых здесь так много. Совместить приятное с полезным. Заказать немножко хорошей еды. И пивка - холодного, разумеется. И сидеть, и потягивать это пиво, и слушать, как вокруг тебя люди разговаривают на всех языках мира. Лично мне уже одно это доставляет кайф. Посмотрел бы на меня сейчас кто-нибудь из моих одноклассников, к примеру тот, который называл меня «Антониво-Гондониво». Он бы провалился от зависти под землю.
В тот день я приземлился на скамью за длинным деревянным столом, под деревянным навесом, закрывающим от палящего солнца. Это было весьма кстати. Был конец августа. В Испании это весьма жаркое время года, смею заметить. И самый разгар сезона.
В загончике рядом только что закончилось родео. На настоящее родео это, конечно, тянуло с трудом, но для Парка Чудес было вполне прилично. Тройка ковбоев заставляла своих лошадей изображать, что они дикие и необузданные. Лошадки дисциплинированно взбрыкивали крупами, лягали воздух задними ногами и ржали. Над зрителями.
Родео закончилось, и подростки толпой ломанули прямо через мое открытое кафе к Стампиде. Чуть пиво мое со стола не сшибли - прыгали через скамьи, как неловкие кузнечики. Чума! Стампида - самый любимый аттракцион подростков. Это огромные горки, поднимающиеся до самого неба ажурными деревянными конструкциями. Как на любых горках, там имеются рельсы, и по ним носятся со страшным ревом открытые вагонетки с орущими от восторга подростками. Стампида не такая гигантская, как Большой Змей, но дети любят ее больше. Потому что в Стампиде стартуют одновременно два составчика из вагонеток - голубой и розовый. И можно соревноваться, кто из них придет первым.
Видели бы вы, что творится на этой Стампиде! Собственно говоря, видеть-то там как раз нечего, это нужно слышать. Я как-то наблюдал по телевизору, в передаче «В мире животных», птичий базар. Сотни чаек, гагар, каких-то там тупиков и баклуш на скалах одновременно голосили и размахивали руками, пардон, крыльями. Это было то же самое.
Мне, в принципе, все равно - что голубые, что розовые. Я ни за тех, ни за других. Я сидел, и пил себе пивко, и ел отличный стейк, потому что именно в этом заведении стейки жарят так, как нигде в целом мире. Я наслаждался жизнью.
И еще я рассматривал одного инвалида. В Парке Чудес очень много инвалидов каких угодно разновидностей - дэцэпэшников, паралитиков, безногих и безруких, слепых, всяких sordomudos[Глухонемых
Сперва меня шокировало это. Я привык относиться к инвалидам совершенно по-другому. Я с детства знал, что у инвалида есть два пути. Первый - торчать дома и не высовываться, не раздражать своим неполноценным видом окружающих. Второй - сидеть на тряпке на грязном полу подземного перехода, поджав под себя обрубки ног, смотреть в пол и ждать, когда в кепку тебе кинут немного мелочи, и знать, что в конце «рабочего дня» придет здоровый молодой ублюдок, развозящий инвалидов по местам их «работы», и загребет деньги себе, оставив лишь чуток, чтобы не умереть с голоду.
Не то чтобы я считал инвалидов неполноценными людьми. Просто я так был воспитан - в совковой системе.
Здесь я увидел совершенно другое. И сам стал относиться к инвалидам по- другому.
Я вспомнил вдруг, что и сам легко мог стать инвалидом, на всю жизнь. Тогда, когда пулей зацепило мою бедную черепушку. Я вполне мог бы провести остаток жизни в коляске или даже кровати.
Инвалиды - замечательные люди. Я убедился в этом. Я восхищен тем, как мужественно они борются со своими бедами, как радуются тому, что для обычного человека является естественным и обычным, и как они умеют сопереживать чужому несчастью. Любовь к жизни светится в их глазах. Я не могу сказать, что я просто терпимо отношусь к этим людям, совсем нет. Я вырву глотку любому здоровому лосю, который на моих глазах обидит увечного человека. Я не могу назвать себя сентиментальным, но эти люди - моя слабость. Я не могу просто так видеть, как смеется человек, прикованный к инвалидному креслу, и как пытается хлопать плохо слушающимися руками, и как радость озаряет его бледное лицо. Он заслужил эту радость больше чем кто бы то ни было.
Здесь очень много сделано для тех, кто не может ходить своими ногами и не может распихивать локтями здоровых своих собратьев. Но самое главное - здесь относятся к ним как к людям.
Извините, я снова отвлекся. Значит, я сидел, и пил пиво, и потихоньку рассматривал человека, показавшегося мне интересным. Он был инвалидом и сидел в коляске. Но он был необычен.
Он сидел абсолютно неподвижно, как мумия. Сидел в большой инвалидной коляске - довольно допотопной. Сейчас здесь таких почти не осталось. В его коляске не было ни электрического привода, ни даже ручных рычагов для передвижения. Такая коляска могла предназначаться только для человека, который не мог сделать самостоятельно ничего, даже нажать на кнопку управления.
Естественно, к такому человеку и такой коляске должен был прилагаться провожатый, чтобы эту коляску передвигать. И провожатый наличествовал. Это был человек небольшого роста, с желтым морщинистым лицом и узкими глазами. Пожилой китаец или кореец. Короче говоря, дедуля был с Востока.
Китаец этот был, пожалуй, ничем не примечателен. Кроме того, что одет был в полный костюм. Брюки, и длинный модный пиджак с четырьмя пуговицами, и безукоризненную сорочку с пуговками на воротнике. У него была даже булавка на галстуке - золотая, с маленьким бриллиантиком. Ручаюсь, что настоящим.
Все это выглядело жутко несуразно. Если предположить, что китаец - слуга господина в инвалидной коляске, то на кой черт слуге надевать костюм от Валентино за четыре тысячи