Благородных.
– А что, авелу и Благородные - это не одно и то же?
– Благородные - это самые знатные и древние семьи из числа авелу. Они ведут свое происхождение от богов. В нашем царстве всего одна дюжина родов Благородных. Десяти из них покровительствует бог Ашшур. И только двум семьям - великая богиня Иштар. Это наш род и род Глядящие на Иштар. Сейчас я третий сын своего рода.
– Что это значит?
– Первый сын после, смерти отца всегда становится главой рода. Второй сын - всегда главный жрец родового храма. Третий сын - всегда большой полководец. Поэтому я - реб-решши. В вашем мире меня называли бы генералом.
– У тебя есть армия?
– Есть.
– Как же ты можешь так свободно покидать свою армию и разгуливать, и вообще надолго исчезать с острова? Неужели тебя никто не хватился? И что сейчас делает твоя армия?
– Я - могу, - горделиво сказал Иштархаддон. - Потому что я разведчик. Я хожу на другие острова и узнаю об их подготовке к войнам. У меня есть дар одиночного перемещения, которым владеют очень немногие. Поэтому никто не удивляется моему отсутствию. А армия моя… Конечно, все мои люди сейчас работают. Наши воины - это мушкены. Когда нет войны, они - простые ремесленники. Ткачи, кузнецы, ювелиры, строители домов, медники, плотники, прачечники, пекари, пивовары и другие. Если случится война, все они возьмут в руки оружие. А если меня не будет в это время в Ашшуре, меня заменят три моих младших брата. Они тоже полководцы, хотя и не такие великие, как я.
– Стало быть, ты великий полководец? - поинтересовался Игорь, стараясь не выдать свою иронию.
– Великий, - без тени сомнения подтвердил Иштархаддон. - Когда мне было лишь полторы дюжины лет, пошел я войною на Элладу, и осадил город их Афины, и убил три тысячи их воинов, и увел в плен полторы тысячи рабов, а две тысячи пленных ослепил на месте, и отрубил им кисти рук и стопы ног и не прижег раны огнем, и также одну тысячу велел посадить на кол, чтобы Иштар радовалась их мукам, и скормил потом их тела львам и собакам. Еще через два года остановил я со своей армией злобное нападение персидского полководца Хувахштры, и сам погнался за бегущим врагом, и убил четыре тысячи, четыре сотни и пять десятков их воинов, моих же воинов полегло только тысяча и две сотни, и сжег я шесть сотен домов персидского царства. Об этом высечен барельеф в храме Иштар Говорящей. На следующий год…
Игорь слушал, а Иштархаддон говорил и говорил, все более распаляясь от самовосхваления. Игорю давно уже надоело бесконечное перечисление тысяч убитых и искалеченных, но он боялся перебить Иштархаддона. Непонятно ему было - какой смысл был в этих невероятно жестоких побоищах, если в них не захватывали ни города, ни сокровища, а только лишь убивали, убивали и убивали. Даже большую часть пленников не уводили в рабство, как логично было бы предположить, а уничтожали на месте или калечили так, что вскоре они были обречены умереть. И самое главное: каким образом все эти огромные армии перемещались с острова на остров, если ни ногой не могли ступить в океан? По воздуху летали? Изобрели какие-нибудь дирижабли?
Игорь фыркнул, представив, как греческие гоплиты в золотых шлемах, с круглыми щитами и с короткими мечами, десантируются при помощи парашютов. Игорь коротко хохотнул, забывшись, и тут же получил затрещину от новоявленного братца.
– Уж не надо мной ли ты смеешься? - зловеще поинтересовался Хадди.
– Нет, нет, конечно, - торопливо сказал Игорь. - Прости меня, брат Иштархаддон. Ты - великий воин, и я преклоняюсь перед твоими подвигами.
– Так-то лучше. - Хадди поднялся на ноги. - Пойдем, брат Шулманашар. Нам предстоит длинный путь. И не забудь, что отныне ты нем.
Игорь молча кивнул.
Сразу за рощицей начались бесконечные поля, засеянные ячменем, реже - пшеницей и горохом. Видимо, на этом острове собирали несколько урожаев в год, потому что на одних участках пахали и сеяли, другие поля были ещё зелеными - колосья не набрали здесь силу, на некоторых же местах уже жали зрелый ячмень и увязывали его в снопы.
Грунтовая дорога, по которой шли Хадди и Игорь, была неширокой - по ней не проехала бы даже повозка. Иштархаддон, к счастью, шел медленнее - наверное, высокое положение Благородного не позволяло ему торопиться на виду у людей низкого происхождения. Игорь уже притерпелся к новым сапогам, а необычное зрелище примитивных сельскохозяйственных работ отвлекало его от жары. Стены Ашшура вырастали далеко на горизонте, и он надеялся, что через пару часов они все же доберутся до города.
– Почему мы все время идем пешком? - тихо спросил он, когда они отошли достаточно далеко от очередной группы рабов и мушкенов. - Ты же богатый и знатный человек. Тебе нужно ездить на лошади.
– У меня есть целых четыре лошади, причем две из них персидские, и хорошая боевая колесница, изукрашенная пластинами из меди и золота, - надменно ответил Хадди. - Только к чему мне гонять драгоценных лошадей, надобных для войны, из-за нескольких жалких часов пути? Вместо лошадей я мог бы взять паланкин с рабами - это намного дешевле. Сменяясь, рабы пробежали бы этот путь вдвое быстрее и донесли бы нас с тобой до города. Но мы же с тобой - воины. Не пристало нам ездить на носилках, как нежным женам и дочерям людей. Поэтому иди и не ропщи, Шулманашар.
Игорь уже не роптал. Видел он, что делают в Ашшуре с непокорными и с теми, кто показался хоть в чем-то непокорным. На его глазах надсмотрщики-мушкены избивали рабынь до крови кнутами из кожи - такой грубой, что каждый удар едва не вырывал из тела куски мяса. Рабы - голые, изможденные - были почти исключительно женщинами. На коже их, темной от загара и несмываемой грязи, отпечатались множественные розовые рубцы. Некоторые из женщин были беременны, но трудились наравне со всеми, выполняя работу, которая показалась бы непосильной и для многих мужчин. Рабыни волокли тяжелые плуги, впрягаясь в них по трое, мотыжили землю, бегом, понукаемые бичами надсмотрщиков, грузили снопы на тележки, и они же тащили эти тележки. Никаких тягловых животных не наблюдалось. Игорь вспомнил, что в Древней Ассирии вдоволь было и ослов, и лошадей, и быков.
– Можно спросить? - прошептал он.
– Спрашивай.
– У вас что, не пашут на лошадях или быках?
– Нет, - отрезал Иштархаддон. - Я как-то раз видел по телевизору в вашем Диком царстве, как пашут на быках. У нас такого быть не может. Бык - это священное животное, любимый зверь Ашшура, и пахать на нем - святотатство, о коем и помыслить нельзя. Во всем Ашшуре лишь тридцать больших быков, и наш остров с трудом прокормил бы больше. Каждый год на праздниках Ашшура приносят в жертву трех черных быков с широко расставленными рогами и каждый год добавляют трех молодых бычков в стойло храма Ашшура Непобедимого. А пахать на лошадях? Лошадь - это роскошь, лишь немногие могут позволить себе содержать лошадей. Рабы же не стоят почти ничего. Они размножаются быстрее, чем умирают. В своих походах мы не берем в плен варду - этот грязный, никчемный скот. Наши воины убивают их прямо на месте, и то только в том случае, если они лезут под руку и мешают воевать;
– Почему почти все варду - женщины?
– Потому что почти все мушкены - мужчины! - рявкнул Хадди на чистом русском языке. - Все, заткнись, Шулманашар. Людей становится все больше, и чужих ушей - тоже. Захлопни свою пасть - откроешь её только тогда, когда я тебе об этом скажу!
Дорога становилась все шире, то и дело попадались телеги с зерном, влекомые к городу: на каждой такой телеге сверху восседал возница-мушкен в бронзовом ожерелье, щелкал кнутом, подгоняя своих тягловых рабынь. Некоторые из женщин выбивались из сил - Игорю довелось
