в каком-нибудь своем частном окружении. Но когда мы были вместе, на нем бывало что-нибудь обычное: шорты и рубашка, костюм для сафари с элегантным белым галстуком (На Алисии все время сверкающее вечернее платье с блестками, так что я решил, что это их личный розыгрыш. Впрочем, это тоже слегка удивительно, потому что, видите ли, генерал Кассата из тех людей, кто не способен на личные розыгрыши).
Но, как мог бы сказать Альберт, термальное равновесие было достигнуто. Потому что Хулио Кассата стал более переносим, а я все больше нервничал, беспокоился... да, был глупым.
Я пытался скрыть это. Напрасная трата времени: разве можно что-нибудь скрыть от моей дорогой портативной Эсси? Наконец она прижала меня.
– Хочешь поговорить об этом? – спросила она. Я попытался ответить ей широкой улыбкой. Но вместо этого получилось мрачное пожатие плечами. – Не со мной, черт побори! С Альбертом!
– А, милая, – возразил я, – о чем поговорить?
– Не знаю, о чем. Может, Альберт знает. Но ты ведь ничего не потеряешь.
– Конечно, ничего, – ответил я, намереваясь согласиться... намереваясь также сделать так, чтобы мое согласие было сардоническим. Может, с дерганьем бровью. Но, заметив ее взгляд, я торопливо сказал: – Конечно. Альберт!
Но когда Альберт появился, я просто сидел и смотрел на него.
Он терпеливо смотрел на меня в ответ, попыхивая трубкой, ожидая, пока я заговорю. Эсси из вежливости удалилась – мне хотелось думать, что из вежливости, а не от презрения и скуки. Так мы сидели некоторое время, потом мне пришло в голову, что я действительно хочу кое о чем поговорить с Альбертом.
– Альберт, – сказал я, довольный, что нашел тему для разговора, – на что это похоже?
– Что именно похоже, Робин?
– То, где ты был до того, как появился здесь, – сказал я. – Каково это – ну, ты знаешь – растворяться? Когда я велю тебе уйти? Когда ты ничего не делаешь. Когда становишься часть гигабайтного запаса информации. Когда перестаешь существовать, быть... ну... тобою, а становишься пучком кусочков и частей, плавающих в огромном электронном амбаре, становишься строительными блоками для создания чего-то нового.
Альберт не застонал. Он только посмотрел так, словно ему очень хочется застонать. И сказал, весь пропитанный терпением:
– Мне кажется, я вам уже говорил, что когда я не запрограммирован быть вашей активной информационной программой, различные биты памяти, которая и есть «Альберт Эйнштейн», используются в общем запасе. Конечно, общий запас памяти на «Истинной любви» гораздо меньше существующей всемирной гигабитной сети, хотя тоже достаточно велик и пригоден для решения множества задач. Об этом вы спрашиваете?
– Да, Альберт. Так каково это испытывать? Что ты чувствуешь?
Он вытащил трубку – знак, что он обдумывает мой вопрос.
– Не знаю, сумею ли объяснить это, Робин.
– Почему?
– Потому что вопрос неверно сформулирован. Вы предполагаете существование «меня», способного «чувствовать». Но когда мои части распределены по другим задачам, «меня» не существует. Кстати, и сейчас «меня» тоже нет.
– Но я тебя вижу, – сказал я.
– О, Робин, – вздохнул он, – мы ведь уже много раз это обсуждали. Мы просто уклоняемся от той реальной проблемы, которая вас беспокоит. Будь я вашей психоаналитической программой, я бы спросил вас...
– Но ты не моя психоаналитическая программа, – сказал я, улыбаясь и чувствуя, что улыбка получилась напряженной, – поэтому и не спрашивай. Ты знаешь. Вернемся к тому месту, где я сказал «Но я тебя вижу», и ты расскажешь мне о Ниагарском водопаде.
Он бросил на меня взгляд, отчасти раздраженный, отчасти озабоченный. Оба эти выражения я понимал очень хорошо. Я знаю, что часто раздражаю Альберта, но знаю также, что он очень беспокоится обо мне. Он сказал:
– Ну, хорошо, поиграем снова в вашу игру. Вы видите «меня» в том смысле, в каком видите водопад. Если вы посмотрите на Ниагарский водопад сегодня, а потом придете через неделю и снова посмотрите, вы решите, что видите тот же самый водопад. На самом деле ни одного атома прежнего водопада не осталось. Водопад существует только потому, что подчиняется законам гидравлики, поверхностного натяжения и законам Ньютона, и все основано на том факте, что один объем воды расположен выше другого. Я появляюсь перед вами только потому, что таковы правила программы, написанной вашей супругой С.Я.Лавровой-Броадхед. Молекулы воды не Ниагарский водопад. Они только материал, из которого сделан Ниагарский водопад. Байты и биты, которые позволяют мне действовать, когда моя программа активизирована, это не я. Вы поняли это? Но если поняли, то поняли также, что бессмысленно спрашивать, как я себя чувствую, когда я не 'я', потому что тогда нет никакого 'я', способного чувствовать. А теперь, – сказал он, энергично наклоняясь вперед, – теперь скажите, что вы сами чувствуете и что привело вас к этому разговору, Робин.
Я обдумал его слова. Его спокойная, с легким акцентом речь действовала успокаивающе, и мне понадобилось время, чтобы вспомнить ответ на его вопрос.
Но я вспомнил и больше не ощущал спокойствия. Я сказал:
– Я боюсь.
Он поджал губы, глядя на меня.
– Боитесь. Понятно. Робин, вы можете сказать, что вас пугает?
– Ну, из всех четырех или пяти сотен...
– Нет, нет, Робин. Самое главное...
Я сказал:
– Я ведь тоже только программа.
– Ага, – сказал он. – Понятно. – Набил трубку, глядя на меня. – Думаю, я понял, – сказал он. – Вы тоже записаны машиной и считаете, что то, что происходит со мной, может произойти и с вами.
– Или еще хуже.
– О, Робин, – сказал он, качая головой, – вы слишком о многом беспокоитесь. Вы боитесь, я думаю, что как-нибудь забудетесь и сами отключите себя. Верно? И потом никогда снова не сможете собраться? Но, Робин, этого не может произойти.
– Я тебе не верю, – сказал я.
Это его остановило, по крайней мере на время.
Медленно и методично Альберт снова набил трубку, чиркнул спичкой о подошву, закурил и задумчиво затянулся, не отрывая от меня взгляда. И не отвечал.
Потом он пожал плечами.
Альберт никогда не уходит, пока я ему не прикажу, но сейчас выглядел он так, будто хочет уйти.
– Не уходи, – сказал я.
– Конечно, Робин, – удивленно ответил он.
– Поговори со мной еще. Полет долгий, и я, кажется, становлюсь раздражителен.
– Правда? – спросил он, выгнув брови: Альберт в такие моменты становится похожим на судью. Потом он сказал: – Знаете, Робин, вам совсем не обязательно все время бодрствовать. Может, хотите отключиться на время полета?