по берегам стоявшие на плоту парни, и теперь наконец догадался, кто это. Ну конечно же – искатели утопших сокровищ. Лет двенадцать тому назад, когда тихвинские чернецы в страхе дожидались нашествия «немецких людей», всю монастырскую казну, погрузив на карбасы, повезли в Новгород, а что не смогли увезти – затопили в реке Тихвинке. До Тихвина «немецкие люди» тогда не дошли, лишь разорили принадлежащую Богородичной обители отдаленную сиверскую тонь, что же касаемо утопленной части казны – кто ее только с тех пор не искал – даже иностранцы! Ходили упорные слухи, что монахи подняли со дна лишь малую часть затопленных сокровищ. К тому же время от времени на прибрежный песок выносило то серебряные монеты, то распятия, то украшенную самоцветами панагию. А сколько фальшивых карт продавалось ушлыми людишками еще лет пять назад! С тех пор, конечно, страсти поутихли, но, как видно, не совсем. Скрывшиеся за излучиной реки искатели сокровищ произвели на Митрия впечатление людей дела – ножи и сабли говорили сами за себя.
– Ну, слава Богу, уплыли. – Онисим поднялся с земли и, отряхнув колени, перекрестился на видневшиеся по левую руку луковичные купола Успенского собора.
– Слава Богу, – так же перекрестился и Митрий. – Чего сегодня делать будем?
Жила усмехнулся и, покровительственно похлопав отрока по плечу, веско сказал:
– Увидишь!
Дело оказалось не столь уж сложным: в числе других мальцов из шайки Онисима создавать толпу вокруг колпачников, катавших для ротозеев горошину, – поди-ка, угадай, под каким колпачком? Угадаешь – получишь деньгу, а то и копейку – что поставишь. Из самих-то тихвинцев – людей в большинстве своем ушлых и мало склонных доверять кому бы то ни было – на такой дешевый развод ловилось мало, из сопленосых отроков разве что, а вот приезжие частенько бывали недовольны. Эко – хотели выиграть да поднажиться, а что вышло? Последнюю лошаденку – и ту проиграли вчистую!
– Эй, кручу-верчу, обмануть не хочу! – ловко переставляя блестящие колпачки, во всю ивановскую орал «колпачный мастер» – крещеный татарин Авдейка, продувная бестия, каких мало. У него и рожа-то была вполне соответствующая – узкоглазая, хитрая, круглая, как бубен, нос широкий, бородавчатый, а на левой щеке – родинка чуть ли не в пол-лица, вот уж поистине: Бог шельму метит!
Рядом с Авдейкой мельтешили угрюмые парни, охранники, и пара подставных игроков: Лешка по прозвищу Куриный Хвост и седой благообразный старик – дед Кобылин. Лешка – рыжий, вертлявый, нахальный – был пару лет назад попавшись на краже дров где-то в районе Вяжицкого ручья. Вяжицкие мужики его тогда и побили, после чего раздели, изваляли в навозе и, засунув в задницу куриные перья, подожгли. Так вот Лешка и бежал, орал благим матом, отсюда и прозвище. Ну, прозвище и прозвище, не хуже любого другого, подумаешь – Куриный Хвост. Ну а дед Кобылин, тот всю жизнь конюхом был, а знающие люди говорили, что не только конюхом, но и конокрадом, причем не из последних. Украденных лошаденок надувал да перекрашивал, вот потому и Кобылин.
Как раз с утра на торг приехали заозерские мужички с солью да кодами – людишки зажиточные, лесные, таких грех упустить. Вот и не упускали.
– Кручу, верчу, обмануть не хочу! – надрывался татарин Авдейка. – Подходи, налетай, угадай – богатым стань!
– А и угадаю! – щерил щербатый рот дед Кобылин. – А и…
– Погоди, дед, дай-кось мне попробовать! – Лешка Куриный Хвост, перекрестясь, бросил шапку оземь. – А ну-ка…
– Кручу-верчу…
– Этот!
Лешка накрыл один из колпачков шапкой:
– Ставлю четыре деньги!
– Точно этот? – ухмыльнулся татарин.
– Гм… – Якобы задумавшись, Куриный Хвост оглянулся на любопытствующих мужичков. – Точно этот, православные?
– Этот, этот! Открывай, татарская рожа!
– Опа!
Отбросив в сторону шапку, Авдейка поднял колпачок – есть! Вот она, горошина.
– Выиграл, получай! – Широко улыбаясь, татарин отсчитал подельнику четыре деньги.
– Вот, – нарочито громко воскликнул Онисим, – свезло парню!
– Так и ты играй, – тут же посоветовал Авдей. – Везет тому, кто играет. А, так, православные?
– Да ты-то хоть сам крещеный, рожа?
– А как же! Могу и крест показать, вона!
– Иди-ка, и вправду крещеный. А ну, крути…
– Мне, мне дайте сыграть, – дед Кобылин умело нагнетал обстановку. – Чувствую, должен сегодня выиграть, должен.
– Успеешь еще, наиграешься. – Один из мужиков вытащил из-за пазухи тряпицу с серебряными монетами. – Ставлю четыре деньги! Крути, татарская морда.
Как ни странно, мужик выиграл. Впрочем, отчего же странно – Авдей не пальцем деланный, заманивал остальных, от которых уже и отбою не было. Заозерские мужички, а следом за ними и какие?то обозники образовали вокруг колпачника плотный, едва продираемый круг. Тут же шарилась и малолетняя шатия Онисима Жилы. У кого денежки за пазухой, тому, конечно, спокойней, ну а у кого в кошеле на поясе – тот сам дурак. Опа! Митька едва успел моргнуть, как какой-то рыжий парнище ловко срезал кошель у обозника-ротозея. А не зевай!
А там, в кругу, уже кто-то голосил басом, кто-то ругался, а кто-то, наоборот, радостно хохотал во всю глотку. Татарин Авдей дело свое знал хорошо – вмешательства парней-охранников почти не требовалось.
– Кручу-верчу, обмануть не хочу!
Вдруг – совсем рядом, кажется, что над самым ухом – заржали кони!
– Стрельцы!
Пронзительный заливистый свист рассек воздух, куда-то исчез рыжий, да и Онисим спешно улепетнул за угол Преображенской церкви – остались одни заозерские мужички да обозники. Кто-то злой, а кто-то и радостный.
– Паисий, Паисий едет, – увидев появившийся из-за поворота возок, запряженный парой гнедых лошадей, зашептались в толпе. – Старец судебный.
Многие потянулись к возку.
– Благослови, отче!
Возница остановил лошадей прямо напротив весовой избы – важни. Паисий – высокий худой, вовсе не старый еще мужчина, с длинной черной бородой и умным пронзительным взглядом – поправив клобук, выбрался из возка, перекрестил собравшихся.
– Ну, чады, ужо разберу делишки ваши. Ждите, на важню вот только зайду.
Голос у чернеца оказался приятный, громкий, да и вид судебный монах имел представительный – ряса простая, черная, а вот нагрудный крест – золотой, и цепь такая же – толстая, златая. Оно и понятно – в лице Паисия сама обитель Богородичная суд творила!
Немного побыв в важне, судебный старец вышел на крыльцо и зорко оглядел низко поклонившихся ему мужичков.
– Почто, православные, челом бьете?
Православные, стараясь соблюдать хоть какой-то порядок, бросились к старцу с жалобами. На весовщика – дескать, обвешивает, на амбарных стражей – в три шкуры дерут, на колпачника – ну, это, само собой, проигравшие.
Паисий покивал, выслушал, присел на вынесенное из важни креслице. По обе руки его встали стрельцы – с бердышами, при саблях, некоторые и с пищалями.
– Не ломитесь, ровно скот, православные, – успокоил чернец. – Всех приму, по каждому вашему делу.
Молодец оказался старец! Ишь, как действовал – напрямую, без челобитных. Ну, всякую мелочь
