цветного стекла, на серебряном блюде – несколько сортов сыра, лук, устрицы.
Юбер поднял бокал:
– За знакомство!
– Или – за вашу победу? – улыбнулся Митрий.
– Можно и так сказать. – Привратник кивнул и, единым махом опростав бокал, посмотрел на Прохора.
– Почему ты ни разу не ударил правой? – негромко спросил он.
Прохор усмехнулся, судя по всему, он прекрасно понял вопрос, даже ожидал его.
– Видишь ли… – Парень почесал бородку. – Упав, ты повредил руку, правую руку, я это сразу заметил… Воспользоваться этим было бы нечестно, а я не люблю нечестных побед. Митька, перетолмачь!
– Угу. – Выслушав отрока, Юбер улыбнулся. – Рад видеть перед собой смелого и благородного человека, рад. Надолго к нам?
– Нет, – быстро ответил Митрий. – Мы студенты и очень скоро уедем.
Привратник снова кивнул и тут же вскинул глаза:
– Вы ведь не французы?
– Нет… Полония.
– А, Полонь, – понимающе хохотнул Юбер. – Когда-то там был королем наш принц Генрих Анжуйский… Правда, почему-то быстро сбежал, видать, не очень понравился трон.
– Вот тот удар, которым ты меня ошарашил, он как идет – с оттяжкой или без? – После третьего бокала Прохор свел едва начавшийся разговор к кулачным боям.
Митька озадаченно почесал затылок – никак не мог сразу сообразить, как же перевести слово – «оттяжка». Немного помолчал, подумал, потом вспомнил, сказал.
– С оттяжкой, – улыбаясь, отозвался привратник.
– С оттяжкой, – перевел Митрий.
– С оттяжкой? – Прохор пригладил растрепавшиеся волосы. – Я так и думал. А вот еще скажи-ка, Юбер, как у вас обычно бьются…
И пошло-поехало: удары, отскоки, уловки – Митька еле успевал переводить. Завязавшаяся беседа, естественно, была интересна обоим – и Прохору, и Юберу, – а вот что касается Митрия, то тот явно предпочел бы что-нибудь интеллектуальное, вроде философского анализа педагогических воззрений Монтеня или обсуждения гелиоцентрической системы мироустройства.
– А вот когда бьешь в грудь, главное – ударить на выдохе…
– Ах, вот оно что!
– Да-да, на выдохе, а потом…
Митрий закатил глаза – боже, как ему все это надоело! Все эти – «бум», «бац», «бах». Вот тоже нашли о чем разговаривать – как людям ловчее физиономии бить. Улучив момент, отрок предпринял отчаянную попытку перевести разговор в более приличное русло:
– Следует заметить, друзья, ваша жизненная философия – вот эти все драки и прочее – чрезвычайно напоминает эгоизм, выражаемый у Монтеня как одна из главных причин всех человеческих действий.
Но больше всего Митрия поразил ответ.
– Не столько эгоизм, – вскользь, как само собой разумеющееся, заметил Юбер. – Сколько – стремление к счастью. Ведь человек, как написано у Монтеня, живет вовсе не для нравственных идеалов, а для того, чтобы быть счастливым.
– И вы с этим согласны, месье?
Привратник усмехнулся:
– Отчасти. И хотя у меня еще нет семьи… пока нет – я вполне разделяю его идеи о воспитании.
– О, да-да, – закивал Митька. – Делать из ребенка не юриста, врача, дворянина – а прежде всего умного, духовно развитого человека. Кстати, а как вы относитесь к взглядам Монтеня на государство? Ведь он утверждает, что существующее правительство – всегда самое лучшее…
– Ибо кто знает, каким будет следующее? – с хохотом продолжил привратник.
Ничего себе, привратник! С этакими-то познаниями!
Почувствовав перед собой достойного собеседника, Митрий выплеснул на него все, над чем не так давно размышлял, спорил: идеи монархиста Жана Бодена и «евангелиста» Лефевра д’Этапля, поэтическое своеобразие «плеяды» – Ронсара и Дю Белле – и безымянные трактаты о фехтовании. Даже живописцев, и тех припомнил, поинтересовавшись, кто больше нравится собеседнику – Жан Кузен Старший или Франсуа Клуэ?
– Скорее Клуэ. – Юбер улыбнулся. – «Ева – первая Пандора» Кузена меня вообще не трогает. Слишком уж равнодушная, холодная, гордая, не женщина, а мертвое изваяние, кусок камня. Другое дело – Клуэ, портрет Елизаветы Австрийской. Вы видели?
– К сожалению, нет…
– Жаль. Понимаете, перед вами юная девушка с явной печатью нежной задумчивости, словно бы не от мира сего.
Наверное, привратник, к удовольствию Митьки, сейчас пустился бы в длинные философские рассуждения о живописи вообще и «школе Фонтебло» в частности, а может, и о чем другом, но пустился бы, вне всяких сомнений, если бы не вмешался Прохор.
– А вот тот удар слева… Ты мне можешь его показать?
– Ну, конечно! – с хохотом воскликнул Юбер. – И не только его. Вы когда уезжаете?
– К сожалению, уже очень скоро. – Митрий покачал головой. – Думаю, дня через три-четыре, когда дождемся приличных попутчиков.
– Что ж. – Привратник развел руками. – Тогда давайте встретимся прямо завтра. Где бы вот только…
– На улице не хотелось бы, – тут же промолвил Митрий. – Много свидетелей, да и все же как-то странно это будет выглядеть – аббатство и приемы кулачного боя.
– Совершенно с тобою согласен, дружище, – Юбер наконец-то перешел с Митькой на «ты», что давно уже сделал в разговоре с Прохором.
– Вот что… – Привратник ненадолго задумался. – Давайте-ка, приходите прямо ко мне! Каморка у меня небольшая, но стены толстые… Да-да, там, у монастырских ворот, и встретимся. Жаль, конечно, что вы так скоро покинете наши места.
– И расскажем всем об их потрясающей красоте! – воскликнул отрок. – Она того стоит.
– Вне всяких сомнений, дружище, все всяких сомнений!
Едва Иван вошел в комнату, как сразу же почувствовал: что-то не то. Вот плащ – он вовсе не так висел… И шкаф для одежды – Иван точно помнил, что плотно закрывал дверцу, а сейчас она приоткрыта. А, наверное, заходил Жан-Поль! Ну, конечно! Интересно, где это сейчас нормандца носит? Как и Митьку с Прохором.
Спустившись вниз, в таверну, юноша перекинулся парой слов с хозяином, дядюшкой Шарлем.
Погода замечательная? О, да-да, чудесный вечер, месье! Нет, из ваших друзей никого не было. Нет, точно никого – ни Жан-Поля, ни остальных. Никто не заходил. Я, правда, вздремнул после обеда часок, но здесь была Катерина. Сейчас мы ее спросим!
– Да нет, месье Жан. – Девушка пожала плечами. – Никто из ваших не приходил, как вы ушли все с утра, так и не было.
– А больше никто не приходил? Ну, может, кто чужой или, там, новые постояльцы?
– Нет-нет! Новых постояльцев у нас пока нет, а чужие уж никак не пройдут мимо таверны. А что вы так беспокоитесь, месье? У вас что-то пропало?
«У вас что-то пропало?» – Иван хмыкнул: ну, Катерина, ну, хитра – ведет себя так, будто между ними ничего и не было. Совсем-совсем ничего. Впрочем, оно, конечно, так и надобно. Зачем зря нервировать дядюшку?
– Да нет, ничего не пропало, не беспокойтесь, – заулыбался молодой человек. – Просто волнуюсь за своих друзей – где-то они запропали?
