Поздновато вышли, да и день для бегства не очень хороший – солнечный, ясный, следы на снегу далеко видать. Так ведь и догнать могут! Эх, отвлечь бы погоню… Раничев в три прыжка догнал Таисью, отвел в сторону.
– Отвлеки, – подумав, согласно кивнула та. – Я и сама сказать хотела… Скоро овражек один будет, потом распадок, вот, меж ними… Да вон он уже!
– Схожу-ка, за санями вернусь, вернее будет. – Иван отряхнул от снега шапку – нападало с елок. Улыбнулся:
– Ну, удачи, душегубка!
Таисья тоже усмехнулась, схватила Ивана за рукав. Блеснули глаза из-под лисьей шапки:
– Ты не думай, я и сама душою измаялась из-за них. – Она кивнула на свой небольшой отрядец. – Ладно мужики, а эти? Ну да Аксен попросил, чтоб… Вот и… – Таська помолчала. – Теперь вот хоть одним грехом меньше будет… Ну прощай, Иван, не поминай лихом. – Она вдруг неожиданно улыбнулась: – А на заимке-то неплохо нам было!
Ага… Иван кивнул… А еще лучше – недавно, в горнице. Ну об этом он тактично умолчал, как не напомнил и про убитого отрока Авдейку. Это ведь Таська его, больше некому.
Прощаясь по пути со всеми, обнял Сувора, шепнул на ухо:
– Ты за Таськой присматривай, себе на уме баба… Бог вам всем в помощь! – крикнул громко и бегом скатился в овраг. Быстро выбрался, постоял на пригорке, смотря, как исчезают в глухом распадке беглецы, и зашагал обратно к острогу лесом. Почуявшая его лошадь призывно заржала.
Раничев ласково потрепал кобылу по холке:
– Заждалась, милая? Ну да теперь поедем… Жалко, отрока похоронить по-человечески некогда. Сожрет зверье-то… Впрочем, уже почти сожрало. Эх… ну да ничего. Потом, может, часовенку кто поставит?
Поудобней усевшись в санях, Иван взял в руки вожжи…
Он отъехал верст пять, когда к острогу из рощи, таясь, подъехали гремящие кольчугами воины Аксена. Вытащив мечи и сабли, ворвались в пустой острог, закружили по двору, спешившись, врывались в избы. Все мало-мальски ценное стаскивали во двор в одну большую кучу, для честного дележа. Треть – воеводе, две трети – воинам. Ржавые кольчуги, несколько побитых молью тегилеев, помятый шишак без еловца, пара не старых еще нагольных тулупов, сундуки с сарафанами, бусами, ожерельями – не особо-то и богато.
– Все, Аксен Колбятыч, – подскочив к не слезавшему с коня Аксену доложился сотский. – Убегли, твари. По лесам искать будем?
Аксен ухмыльнулся:
– Больно надо, – поманил десятников. – Вон под тем хлевом копните! От ворот – третий.
Вытащив из амбара лопаты, воины выгнали из хлева коров и, скинув кольчуги и тегилеи, принялись рыть богато унавоженную землю. Лишь иногда вои выбегали наружу – глотнуть чистого воздуха. Подъехав ближе, Аксен посмеивался в седле:
– Копайте, копайте. Окупится сторицей!
Незнамо уж кто из воинов первый стукнул лопатой по сундуку. Однако звук вышел звонкий, и – вот чудо-то! – силы словно бы утроились. Враз вырыв сундук – огромный, сработанный из окованных железом толстых дубовых досок, – еле вытащили его во двор.
– Это искал, воевода-кормилец?
Аксен с усмешкой спешился. Носком сапога откинул крышку… Столпившиеся вокруг дружинники ахнули. Видали, конечно, всякого богатства, но вот все вместе… Честно сказать, производило впечатление! Жемчужные ожерелья, серебряные ордынские дирхемы, унизанные блистающими самоцветами перстни, диадемы – шитые и нанизанные, – золотые брусчатые висюльки-колодки с каменьями драгоценными: лазоревые яхонты, изумруды, лалы… От всего богатства этакого у простых воинов застило в глазах! Эвон, не зря скакали!
Аксен же лишь усмехался в усы: видал он и побогаче у батюшки, боярина Колбяты Собакина. Да и гулямы Хромца награбили в одном только Угрюмове куда как больше, при непосредственном его, Аксена, участии. Энвер-бек поделился тогда, не обманул, видно – человек чести, дурачина турецкая. Аксену бы на его место, уж тогда бы…
– Не соврала Таиська, – обернувшись к сотскому, тихо произнес Аксен. – Где вот сама только? Ну да Бог с ней, искать не будем. Дело свое сделала девка, а теперь, что ж… не особенно-то и нужна!
– Так-так, батюшка! – приторно закивал кособородый слуга Никитка Хват.
– Давай все в кучу, – кивнув на сундук, распорядился Аксен. – По-честному делить будем.
Сверкавшее в чистом небе морозное зимнее солнце тысячью искр…
Глава 7
Февраль 1397 г. Рязанское княжество. Скоморохи
Идти без битв, путем избитым,
Фигляром истину рядить
И только смехом ядовитым,
Как громом, жалить и язвить.
…отражалось в сверкающих гранях яхонтов, изумрудов и лалов.
Тем временем Раничев, отвлекая возможную погоню, уехал уже так далеко, что даже не представлял, где находится. Знал примерно, что уклонился от пути беглецов далеко к северу, но насколько далеко, не представлял. Солнце уже давно прошло полдень – а погони все не было. Отстали или вообще решили ни за кем не бегать? Да и больно надо-то, что толку в бабах да малых детях? Их полонить – чести немного. Тем более если в остроге осталось чем поживиться, а Иван был более чем уверен – осталось. Зря, что ли, грабили разбойнички купеческие караваны? Было, было богатство в острожке, потому туда и стремился Аксен, видно по всему, знал – где укрыто, от той же Таисьи. Вот уж поганая девка! Чуть ведь не прикончила, тварь. Ну да Бог ей судья, вернее – дьявол. Раничев вовсе не собирался сворачивать и искать в лесах беглецов. До Москвы нужно было добраться, именно там следовало искать людей, знающих, где сейчас Тохтамыш, а вместе с ним и Абу Ахмет – человек со шрамом на левой щеке. А уж из Киева прямая дорожка в Кафу, с первым же торговым караваном. Эх, Евдокся, Евдокся… Была б только жива – добрался бы, отыскал бы…
Иван уже совсем перестал подгонять лошаденку, и та не то чтоб уж совсем плелась, но и шла себе не шибко-то быстро. Тянувшиеся вокруг темные, усыпанные снегом ели постепенно сменились редколесьем – березою, осиною, липой. Все чаще встречались поляны, поперечные санные пути, а с невысоких холмов то и дело просматривались деревни. Иван стал осторожней – не хотелось бы встречаться с монастырскими людьми или с кем-нибудь из дружины Аксена. Да и попадаться на глаза кому-нибудь из власть имущих тоже не входило в планы Раничева. Внешний вид его – растрепанная, давно не стриженная борода и старая монашеская ряса поверх разорванного кафтана – не очень-то внушал доверие. Посмотришь – ну вылитый тать! Одет черт-те как, а глаза так и бегают. А лошадь с санями? Так это он где-то украл, вона, монахи с соседней обители намедни какие-то сани искали. А не схватить ли столь подозрительного человечка да не кинуть ли в поруб? Известить архимандрита – не ваша ли лошадь? Приедут монахи, опознают, тут Ивану и крышка. Законы тут наверняка на основе «Русской правды», а там за кражу коня, кажется, полагался штраф в три гривны, сумма весьма значительная, правда, это только за княжеского коня три гривны, за монастырскую кобылу куда как меньше платить, однако ведь и тех денег у Раничева нет, так что запросто запродадут его в холопы, тут уж никакая милиция не разберется – кто холоп, а кто нет. А места-то становятся людными, эвон и часовенки на перекрестках, и иконки, а там, вдалеке, – не рядок ли с постоялым двором? Да, наверное, рядок, точно не деревуха – больно уж правильная планировка. Рядок, как помнил Иван из курса истории России, это поселение, среднее между городом и деревней. В основном используемое для чисто торговых целей. На главной – часто единственной – площади тянулись параллельно длинные торговые ряды, потому и название – рядок. Обычно имелась и церковь, и несколько гостиных дворов, и корчма с веселым питьем. Ну и избы – усадебки – местных жителей. Окрестные смерды тоже к рядкам тянулись. Продать, что ли, лошадь с санями? Хотя, конечно, на санях-то до Москвы ехать уж куда как лучше, чем пешком. С одной стороны. С другой же – лошадь-то хоть иногда кормить надо – а это тоже деньги. Ну и разбойники, шиши лесные, воры да тати – бывшие, кстати, коллеги. Экспроприируют
