лошадь в первом же густом лесу, прямо по Ульянову-Ленину – грабь награбленное! И еще как бы самого не убили – воровские нравы просты и незатейливы, как полушка. Не свой – значит по башке ему кистенем, по башке! Но пешком тащиться тоже неохота. Однако дилемма… И решать ее надо быстрее – вон он, рядок-то, близок. В любом случае, конечно, следует, насколько возможно, подправить внешность. Так уж устроено средневековое общество – встречают всегда по одежке. Чем приличней одежда, тем достойнее одетый в нее человек, – азбука.
Разъехавшись со встречными санями, Иван свернул с расширившейся дороги в сторону – меж двумя корявыми соснами как раз было удобное, скрытое от излишне любопытных глаз место. Оглядевшись, Раничев стащил через голову рясу и тут же зарыл ее в снег, после чего скептически осмотрел кафтан – когда-то солидный, из тепло-коричневого приятного на ощупь бархата, он давно потерял весь свой вид, потерся, засалился и теперь смотрелся в лучшем случае как повседневная одежка подгулявшего на ярмарке посадского человека. Несмотря на морозец, Иван сбросил и кафтан – разложил на санях, почистил, как смог, снегом. Посмотрел, плюнул – как говорил Остап Бендер, мечтая о дивном, сером в яблоках, пиджаке: низший сорт, нечистая работа. Однако – третий сорт, не брак – другого-то взять негде! Жаль однорядку – осталась в чьих-то алчных руках, вместе с прежними, зелеными, с посеребренными голенищами сапогами. Теперь-то на ногах полупоршни – кожаные подошвы-подвязки с опутанными ремнями онучами. Хорошо – не лапти! В общем-то, довольно удобно и не жмет, однако солидному деятелю в этакой обувке долго ходить не рекомендуется – можно ведь ненароком и привыкнуть к бедняцкой-то обуви. А зачем, спрашивается? Да, есть поговорка – от сумы да тюрьмы… Однако там ведь не сказано – привыкни, а сказано только – не зарекайся. А уж ежели так вышло, что… тогда уж делай все, чтоб изменить свое положение рано или поздно. И лучше рано, чем поздно, а поздно – лучше, чем никогда. Во, развел философию! Прямо Иммануил Кант! Раничев усмехнулся: ну что делать будем, Иван, свет Петрович? Обувка, честно говоря, хреновенькая, да и кафтан изорвался. Вот разве что рубаха да пояс. Рубаха ничего, светло-голубая, тонкой шерсти, с вышитым по вороту и подолу изящным темно-синим узором. Да-а… Жаль не лето сейчас, впрочем, и летом в одной рубахе на люди не выйдешь – неприлично. И даже в зипуне – не очень. Кафтан, а сверху еще однорядка, ферязь, опашень иль какой-никакой плащик. Пояс… Ярко-красный, шелковый, богатый, сразу видно – фирма. Ну в соотношении с прочей одеждой – скажут, что украл где-то. А пояс красив – широк, раз в пять сложен… раз в пять! А не стать ли вам, Иван Петрович, кем-нибудь типа Кензо, или Джорджио Армани, или кто там еще упоминается в глянцевых гламурных журналах? А пес их знает, кто там упоминается. Никаких гламурных журналов Иван и не читал никогда, окромя, конечно, «Плейбоя» и «За рулем», если последний можно считать гламурным. Да-да, Иван Петрович, не читали, хоть и давала иногда полистать Влада… Ах, Влада, Влада… А вот выходит, надо было бы почитать, тогда бы знал, что с кушаком делать… Впрочем, чего тут знать? Раз широк поясок, так его сейчас живо кинжальчиком. Да на полосы, на полосы… Э, нет, так кривовато выходит; нежней, нежней нужно. Угу… Был один пояс, стало пять ярких – даже, можно сказать, изысканно ярких – полос. Чего вот теперь с ним делать? Ну, одну ленту оставить как и было – на пояс, две другие пропустить в петли кафтана да между пуговиц, и оставшимися двумя перевить поверх ремней онучи. Во! То, что надо. Как говорится – простенько и со вкусом. Тем более засаленных краев кафтана не видно, ежели не очень приглядываться. Локти только, ну так локти, чай, не спереди. Теперь шапка… Ну и дырища же на самом видном месте! Мех словно бы выдран… Пьяным, что ли, где кувыркались, а, Иван Петрович? Что ж, придется веточкой еловой замаскировать. Ничего, ничего получилось. Может, не очень богато, но сразу видно, что не смерд.
Приведя в порядок одежду, Раничев уселся поудобней в санях и взял в руки вожжи:
– Н-но, милая, давай потихоньку.
Всхрапнув, лошаденка выбралась на дорогу и довольно быстро помчалась к рядку, видимо, чуяла близость жилья и надеялась получить заслуженную порцию сена, а то и овса. Вечерело, и небо уже стало темнеть, наливаясь густой синью, пока еще еле заметной, прозрачной; закатившееся за дальние холмы солнце словно бы улыбнулось напоследок, озарив оранжевым лучиком высокие вершины сосен. Верная примета, что крепких морозов не будет, коль улыбнется солнце на Сретенье Господне. Сейчас как раз и было Сретенье, второе февраля, последнего зимнего месяца года, именно в этот день в Иерусалимском храме встретились Богородица Дева Мария с праведником Симеоном. С тех пор и праздник – Сретенье – Встреча. А на Руси с давних пор во сю пору другой праздник справляли – Громницы, в честь грозного Перуна-бога. Делали свечи, ходили с ними по селищам да капищам, считалось – свечи те оберегут всякий дом от грома и молний. А теперь-то вот и в церквях свечки те зажигают – два праздника в один сместили. Придержав сани, Раничев смотрел, как, словно светлячки, горели в руках выходящих из небольшой церквушки людей свечи.
– К гостиному двору по этой дорожке доеду ли? – обернувшись, справился Иван у двух молодаек в теплых шушунах и убрусах. Судя по тщательно убранным волосам, женщин были поведения строгого и замужние. Однако, увидав веселую улыбку Раничева, не выдержали, переглянулись, хихикнули – куда и девалась вся строгость?
– К гостиному? – переспросила одна, чернобровая, румяная дева, вернее, конечно, женщина, бабой такую красу язык не поворачивался назвать. – Доедешь, пожалуй…
– Вот благодарствую, красавицы! Дай вам Бог счастья, и мужьям и чадам вашим.
Молодайки переглянулись.
– Чай, впервой у нас? – снова спросила чернобровая. Ее подружка, на вид чуть помладше, попроще, лицом покруглее, не удержалась, хихикнула.
– Впервой. – Раничев пожал плечами. – Ясно, что впервой, раз спрашиваю.
– Так ты б, мил человек, у нас не дорогу к гостиному спрашивал, – вмешалась в разговор кругленькая. – А спросил бы – куда лучше податься? Мы б тебе б и сказали.
– Ну так скажите, красавицы! – Иван задорно подмигнул женщинам.
– Вон как ту избу проедешь, налево вертай, к амбарам, – перебивая друг друга, посоветовали те. – Там у нас второй двор, Мирона Кубышки. Он и попросторней, и народу там сейчас меньше. Туда и поезжай.
– Вот спасибо, красавицы! Были б пряники – угостил бы…
– И тебя спаси Бог, – крикнули на прощание женщины. – А пряниками уж нас мужья угостят, а не угостят, так вовек щей не дождутся.
Раничев улыбнулся, сворачивая. Веселые, однако, тут девы, не заскучаешь.
Проехав мимо амбаров, он свернул к невысокой ограде с призывно открытыми настежь воротами. За воротами располагались коновязь с парой привязанных лошадей, колодец, конюшня и большой бревенчатый дом-пятистенок, причем клеть – холодное, пристроенное к сеням помещение – похоже, здесь тоже отапливалась. Или, может быть, там располагалась кухня?
Выбежавший с конюшни вихрастый пацан схватил под уздцы раничевскую лошадь и выжидательно посмотрел на Ивана. Денег хочет – догадался тот. Типа – чаевые.
– Потом ужо брошу тебе медяху, – лениво отмахнулся Раничев. Стыдно было жмотничать, да что уж поделаешь. Еще неизвестно, каким боком с хозяином договариваться придется.
Проследив, как расстроенный мальчишка нехотя разнуздывает лошадь, Иван поднялся по широкому крыльцу в просторные сени. Сняв шапку, отворил дверь – в нос шибанул кисловатый запах щей и капусты – поклонился сидящим за столами людям и, размашисто перекрестившись на икону, спросил:
– А где тут господине Мирон?
– А эвон, – обернулся сидевший за ближним столом мужичок в расстегнутом на груди зеленом полукафтанце. – Вона, у печки, – он показал рукою. – Тот, что потолще всех, чернобородый. Тот и Мирон. Да видно сразу – Кубышка!
И в самом деле – кубышка! Приземистый, кругловатый, даже и, пожалуй, квадратный какой-то, хозяин постоялого двора Мирон производил впечатление человека прожженного, ушлого, каким, наверное, и был, иначе б уже давно прогорел. Увидев вошедшего гостя, отошел от печи, разглаживая на ходу бороду, поклонился:
– Милости прошу, господине, в наш скромный уголок! Изволишь отдельную опочивальню али будешь спать в общей? В общей – дешевле.
– В опочивальне-то, чай, вшей да клопов много. – Иван многозначительно почесался и решительно махнул рукой. – В общей буду… И вот какое дело… – Оглянувшись по сторонам, он понизил голос: – Продать бы мне тут кое-что.
