серьезность. Одета в нарядный торлоп из бобрового меха с нарядными бархатными вставками… то есть – когда-то нарядными, а ныне местами уже и залоснившимися, потерявшими былую красоту. Видно, с барского плеча торлопец. Служанка.
– Чего тебе, дева? – улыбнулся Раничев.
Девчонка стрельнула глазами по сторонам и шепнула:
– Идем.
– А куда идем-то? – чуть задержался Иван.
– Увидишь, господине.
Пожав плечами, Раничев прибавил шагу – девка-то шла довольно быстро, почти что бежала. Обойдя вокруг церкви, они прошли мимо кладбища и, свернув на одну из нешироких улиц, оказались в довольно тихом местечке, меж высоким частоколом и выходящей прямо на улицу бревенчатой стеной кузницы. За стеной слышался стук молота, шипение и железное лязганье.
– Эвон, – обернувшись, кивнула девчонка. Да Иван уже и без нее увидал неприметно стоявший за деревьями возок, крытый зеленым сафьяном. Усмехнувшись, подошел ближе, поклонился, стараясь рассмотреть сидящую в глубине возка женщину в богатой собольей шубе.
– Садись, – увидев Раничева, тихо сказала она.
Кивнув, Иван уселся в возок. Честно говоря, в полутьме и не рассмотреть было боярыню, хотя, конечно, и незачем особо было ее рассматривать. Важно, что она из Литвы. По крайней мере, очень на то похоже. А значит, может быть очень и очень полезна, ведь именно в Литве – скорее всего, в Литве – ошивался сейчас бывший хан Тохтамыш с верными своими людьми, в числе которых наверняка был и Абу Ахмет – человек со шрамом.
– Чем могу быть полезен столь знатной боярыне? – устроившись поудобнее, учтиво поинтересовался Иван.
– Ты, говорят, скоморох? – быстро спросила женщина.
Раничев усмехнулся:
– Говорят.
Боярыня внимательно посмотрела на него, чуть скривив губы в улыбке:
– Что ж ты не захватил гусли?
– Вот уж не думал, что в этакую пору придется петь, – покачал головой Иван. Время и в самом деле было – по здешним меркам – позднее.
– А ведь, наверное, придется. – Незнакомка поправила на голове унизанный жемчугом убрус. – Споешь, ежели я попрошу?
– Такой важной госпоже не смею и отказать. Только вот гусли…
– Гусли найдутся, – заверила боярыня. Чуть приподнявшись, крикнула: – Поехали к дому, Федор… Анфиску не забудь прихватить.
– Прихватил уже, госпожа, – пробасил Федор и стегнул лошадей.
Куда ехали – Раничев не мог бы сказать, уже стемнело, да и не так хорошо знал он Москву, вернее, почти совсем не знал. Ехали долго – а может быть, это просто так показалось Ивану – слышно только было, как лаяли за заборами псы. Несколько раз сворачивали, потом выехали на широкую улицу – похоже, что на тверскую дорогу, – возок заметно прибавил скорость, потом вновь завернул, поднялся на небольшую горку и остановился перед широкими воротами.
– Приехали, – пояснила боярыня, да Раничев и без нее уже догадался. Выбрался из возка, галантно протянул боярыне руку – та усмехнулась, воспользовалась предложенной помощью. Ясно – литвинка. Русская – тем более московитка – так никогда бы не поступила, не то воспитание. К воротам не подошла и Ивану не велела, бросила быстрый взгляд на служанку, Анфиску. Та кивнула понятливо, потянула Раничева за рукав.
– Куда? – не понял тот.
– Иди, иди, с тобой не будет ничего плохого, – тихонько засмеялась боярыня и снова полезла в возок. Махнула рукой кучеру, и тот, подбежав к воротам, забарабанил в них кулаками:
– Отворяйте, боярыня-госпожа с дальней церкви вернулась!
Раничев с Анфиской долго шли вдоль высокого частокола, пока не юркнули в неприметную калитку. Прошли за амбарами, мимо конюшни, поднялись по узкой лесенке на галерею, тянувшуюся вдоль чернеющей громады хором, увенчанной островерхой крышей терема. Суетившиеся внизу слуги деловито распрягали возок, освещая двор факелами.
– Не стой, – обернувшись, шепнула служанка, и Иван, вслед за ней, вошел в темные сени. Как там ориентировалась Анфиска – было загадкой, наверное, на ощупь либо, скорее, привыкла. Раничев осторожно шагал за нею в полной темноте, в любую секунду готовый споткнуться об какой-нибудь хлам типа громыхающих жестяных корыт, старых телевизоров, лыж и подвешенного на стене велосипеда. Конечно же, подобных вещей здесь не было и не могло быть, но все же, все же… Иван так и представил с усмешкою: вот, сейчас откроется дверь, а за нею обычная обстановка среднестатистической городской квартиры – ковер на полу, диван, телевизор, торшер, музыкальный центр. Дверь открылась тихо, даже не скрипнув, и Раничев оказался в освещенной несколькими свечами горнице. Был и ковер на полу, и диван – вернее, широкая, убранная темно-голубым бархатом лавка – вот только телевизора не было и торшера, а вместо музыкального центра, по-видимому, предполагалось использовать приглашенного гостя.
– Ступай к себе, Анфиска. – Повернувшись от украшенной желто-синими изразцами печи, боярыня махнула рукой.
Низко поклонившись, служанка покинула горницу. Взглянув на боярыню, Иван обмер. Перед ним стояла Влада!
Давняя пассия, по специальности – врач-терапевт и главврач по должности, имевшая ярко-красный «фольксваген-гольф» и весьма сексуальную внешность…
– Что с тобой, скоморох? – Боярыня подошла ближе.
Раничев постепенно приходил в себя. Ну конечно же, это не Влада. Но, черт возьми, как похожа! Такие же большие светло-карие глаза, лицо с приятной смуглявинкой, породистый, тонкий, с едва заметной горбинкой нос, «хищный», как его называл Иван, чувственные губы, волосы… Вот насчет волос сказать было нельзя – голову боярыни покрывало жемчужное очелье с расшитым серебряной нитью платком из тонкой салатного цвета ткани. Фигуру женщины скрывал длинный наглухо застегнутый сарафан темно- синего цвета и накинутая поверх него широкая душегрея, подпоясанная чуть ли не под мышками, как и велела московская мода.
– Садись же. – Присаживаясь на лавку, боярыня милостиво кивнула на невысокую скамеечку, стоявшую перед самой дверью. На скамье лежали небольшие покрытые лаком гусли, похожие на крыло лебедя.
Усевшись, Иван попробовал пальцами струны, сразу же отозвавшиеся перезвоном.
– Хороший инструмент. Что петь будем, боярыня?
– А что хочешь, – усмехнулась та. – Не очень грустное, но и без излишнего веселья.
– Хм… – Раничев пожал плечами. – Задача…
Немного подумав, он тронул струны, затянул благостно:
– Ой, не то, не то, – смешно наморщив лоб, замахала руками боярыня. – Повеселей что-нибудь, ну вот хоть те песни, что вчера были.
Иван пожал плечами:
– Ну ладно.
– Вот-вот, – заулыбалась боярыня. – Уж такую песнь хорошо слушать, приятственно!
Пропев несколько веселых языческих песен, Раничев сменил тематику:
Потом пошли и «Там, где клен шумит», и «Иволга», и «У беды глаза зеленые». В общем, все по полной программе. Иван даже попытался было спеть «Отель Калифорния», да застеснялся почему-то своего английского произношения. Кто ее знает, эту боярыню-
