говорить при моих слугах и воинах не о сотне, а о двух сотнях котлов?
Раничев сделал вид, что ничего не понял:
– Так ты хочешь купить две сотни?
– Да нет, – досадливо махнул рукой кызбаши. – Сотню я у тебя возьму, а другую сотню – как бы возьму.
– А, понял, – засмеялся Иван. – Так бы сразу и говорил. А вообще сколько нужно котлов, скажем, для тех воинов, что стоят под Эдессой?
– Да где-то в районе тысячи…
– А тем, что у Бурсы?
– В семь раз больше… Думаешь еще продать мне котлов? – Кызбаши шутливо погрозил Раничеву пальцем. – Хитрый!
– Да ладно, – отмахнулся Иван. – Хитрые во дворцах шербет пьют под песни наложниц, а мы с тобой тут, в делах погрязши.
– И не говори, – покачал головой турок. – А знаешь, ежели у тебя случайно найдутся какие-нибудь ненужные наложницы… ну вот, как котлы… ты…
– Сделаем, – улыбнувшись, заверил нового знакомца Иван.
Когда они вышли из таверны, как раз подоспели возы с котлами.
– Ага! – Кызбаши потер руки. – Все здесь, все три сотни… Пойдем, получишь свои деньги. Все почестному, я не какой-нибудь там прохиндей!
Они поднялись на охраняемую воинами барку – широкую посудину с плотным дном и устроенной на корме каютой, тоже охраняемой. В каюте турок отпер большим ключом сундук с серебряными монетами – акче. Долго и старательно отсчитал три сотни – на несколько кожаных мешков, хоть и небольших, но все же… Хотя не так-то и много они весили. По весу акче не слишком-то отличались от ордынских дирхемов – грамма полтора, вряд ли больше.
Когда Раничев с деньгами спустился с барки на набережную, уже стемнело, из собравшихся над рекой густо-синих туч уныло накрапывал дождик. Рыночные торговцы собирали товар, грузили на возы, запирали лавки. Иван прибавил шагу… Вот и самый край площади. Однако где же сириец?
– Тут я, тут! – выбежав из-под полуразрушенной арки, радостно замахал руками купец.
– Получи свои две сотни! – помахал в ответ Раничев. – Надеюсь, мой залог не пострадал?
– Да нет, – засмеялся купец. – Что с ним сделается? Эй, Георгиос, выходи!
Из подворотни, в сопровождении слуг и родных сирийца, вышел улыбающийся грек:
– Ну наконец-то, хозяин! А то я уж думал всю жизнь провести в рабстве у этого старикана.
– Ну вот. – Придя домой, Раничев высыпал серебро на ковер. – Полдня работы – и вот она, честная сотня. И заметь, Жора, все стороны остались жутко довольны! Кроме того… впрочем, это тебе знать вовсе не обязательно… Спать будешь тут, на коврике. И смотри – завтра поднимемся рано.
– Как скажешь, хозяин, – доедая лепешку с мясом, довольно кивнул слуга.
Он тут же и уснул, едва прилег на ковер. Раничев еще походил по комнате, потом, взглянув на беспокойно спящего слугу, уселся на ложе, придвинув поближе светильник. Разложил на маленьком столике чернила и перья…
Итак… Кузрат Нымысы – начальник снабжения той части османской армии, что стоит недалеко от Антиохии, под Эдессой. Падок на лесть, взяточник и аферист. Это хорошо, из него можно и в дальнейшем тянуть сведения. Что же мы пока имеем? А ни больше ни меньше как точный состав армии под Эдессой и в Бурсе! Сколько котлов потребовалось бы в Эдессу – тысяча, как сказал кызбаши. Считай, котел на одно копье, а в копье – шесть человек… или – семь? Нет, турок говорил – шесть. Тысяча на шесть – шесть тысяч воинов. И в Бурсе – примерно в семь раз больше – значит, около сорока тысяч. Можно отправлять первое донесение, товарищ шпион!
– Не думай о секундах свысока… – замычал Иван, зашифровывая сведения на маленьком листке тонкой самаркандской бумаги. Записав, засунул бумагу в кувшин с узким горлом, старательно законопатил. Теперь осталось лишь переправить его на любое, идущее в Кафу, судно. А там уж встретят… – Пройдут года, и сам поймешь, наверное… Ну, в общем, начальный капитал есть. Пусть не большой, но все же… Теперь его увеличить, прикупить какое-нибудь надежное дело и… и подобрать верных людей. Впрочем, зачем их подбирать? – Раничев с усмешкой взглянул на спящего Георгиоса. – Мгновения, мгновения…
Глава 8
Декабрь 1398 г. Антиохия. Таверна «Четыре слона»
Не позор и не грех – в харабат забрести.
Благородство и мудрость у пьяниц в чести.
…мгновения.
– Старик Авлиадис продает свою корчму. Дешево, – поднявшись в комнату и кланяясь, сообщил Георгиос.
Оторвавшись от записей, Раничев бросил на него недоумевающий взгляд.
– Какой еще старик? Какую корчму?
– Ну ты же сам велел присмотреть что-нибудь подобное, господин! – обиженно фыркнул слуга. – Вот я и присмотрел.
Иван улыбнулся, вспомнив, что и в самом деле недавно просил об этом парня. Заниматься посредническими аферами и впредь было бы не слишком умно – по городу быстро бы поползли слухи. Нет, нужно было бы что-то иное, вполне легальное, дававшее надежную крышу над головой и какую-никакую прибыль.
– Честно сказать, не слишком-то много дохода дает эта корчма, – присаживаясь на ковер, скривил губы слуга. – Да оно и понятно – у рынка находится, а там таких заведений до черта!
– Не чертыхайся, – наставительно произнес Иван, и Георгиос быстро перекрестился.
– У рынка, говоришь? – Раничев почесал бороду.
– Ну да, рядом с мостом.
– А, знаю… Небольшая такая, там вывеска еще в виде кружки.
– Там почти у всех такие вывески. – Георгиос почему-то вздохнул.
– Потому и прогорел дед, – убирая со столика бумаги, заметил Иван. – И сколько он за нее хочет?
– Не спрашивал точно, но знаю, что очень дешево. Вместе с печью, посудой, кружками… Сам-то Авлиадис собрался наконец в монастырь. Он давно собирался, грешил, говорит, всю жизнь, так хоть напоследок поживу в мире с Господом. Вот и продает, а вырученные деньги отдаст в храм Святого Петра, чтоб потратили их на какое-нибудь богоугодное дело.
– Вот что, Георгий. – Немного подумав, Раничев поднялся с ложа. – Давай беги к этому Руссосу…
– К Авлиадису, господин.
– Ну да, к Авлиадису… Скажи, пусть подождет пару дней, скорее всего – купим.
Георгиос возмущенно хлопнул глазами:
– Так прогорим же, господин мой!
– Авось, и не прогорим, – засмеялся Иван, стараясь не спугнуть внезапно возникшую в мозгу идею.
Так и было куплено заведение старого грека. Дешево, очень дешево, все равно как старая, годная только на разборку, машина.
– Да-а-а… – только и смог произнести молодой раничевский слуга, оглядывая покрытые плесенью стены. Маленькое – три на четыре сажени – помещение освещалось лишь одной сальной свечкой, узкие оконца почти не пропускали дневной свет, внутренний дворик – тоже не очень большой – был забросан разным ненужным хламом – прохудившимися кувшинами, разбитой посудой, вконец истрепавшейся от старости одеждой.
– Ничего, – осмотревшись, Иван азартно потер руки. – У Бендера был «Клуб четырех коней», а у нас будет – «Харчевня четырех слонов». Или нет, не так… Лучше – таверна «Четыре слона»… Да, так лучше. Жора, в городе любят играть в шахматы?
– Конечно, господин. Я бы и сам не прочь сыграть.
– Ага! Вот мы и организуем им здесь все виды шахматных удовольствий. Доски, фигурки, легкое вино, для правоверных – шербет… Слушай, выкини ты куда подальше эту сальную свечку! К нам же ни один
