упасть, подвернуть ногу… Но обошлось! Герхард ощутил вдруг, как одновременно с жалостью в нем рождается и крепнет ненависть. Ненависть к неудачнику, ненависть, сопряженная с тайным страхом, что ты сам мог легко оказаться на его месте! Но в изгоях нынче другой, а не он, Герхард Майер. Не он! Не он! Не он!
Сердце сладостно пело.
– Фишер не будет наказан за свой подлый поступок, – неожиданно заявил баннфюрер. – Но он должен глубоко осознать его. Он и его товарищи… – Мюллер обвел взглядом притихший плац. – Отряд «Орден» завтра с утра повторит забег! В полной боевой выкладке.
Герхард похолодел.
– И если хоть кто-нибудь отстанет – побегут все. Весь лагерь.
А ведь он не пробежит, точно! Не уложится в полной выкладке… Что делать, что? Вздохнув, Герхард закусил губу. Нужно пробежать, обязательно пробежать, сегодня лечь спать пораньше…
– Равнение на-а флаг! – рявкнул баннфюрер. – Командиры отрядов – сдать рапорта!
– «Сыны фюрера» рапортуют…
– «Достойная смена»…
– «Орден»…
– Кто наш вождь?
– Фюрер!
– Кто наша мать?
– Германия!
– Кто мы?
– Надежда!
– Каков наш год?
– Год добровольца!
– Да здравствует фюрер немецкого народа Адольф Гитлер! Зиг…
– Хайль!
– Зиг…
– Хайль!
– Хайль! Хайль! Хайль!
Герхард, как и все, кричал так громко, насколько мог. Это было здорово, стоять сейчас вместе со всеми, плечом к плечу, чувствовать свою причастность к Великому германскому делу!
– Хайль! Хайль! Хайль!
Герхард – и все – были готовы сделать для любимого фюрера все!
По лицам многих текли слезы.
– Напра-а-во! Песню запе-вай!
Вились на ветру знамена, сверкали пуговицы и значки, чеканя шаг, гитлеровская молодежь покидала плац под старинную военную песню «У меня был фронтовой друг». Мюллер говорил, что это – одна из любимых песен фюрера.
После линейки до самого вечера было объявлено «свободное время». Правда, провести его ты должен был так, как предписывалось: поиграть с товарищами в футбол или другие спортивные игры, искупаться, вернее – поплавать на время – под строгим присмотром спортфюрера Лемке либо посетить один из множества кружков: технический, авиамодельный, художественный, фотографический, любителей военной песни, любителей шахмат и шашек… ну, в общем, было куда пойти.
Герхард надумал было сразиться в шахматы… да передумал, ведь постоянным его партнером был Фишер. Сходить в фотокружок, взять «Лейку» да отправиться фотографировать природу? Нет, лучше технику и ребят из фотографического кружка. Там, кстати, наверняка будет и Эрих, брат. У них в семье издавна так повелось, еще когда был жив отец – Герхард все читал книжки, в три библиотеки записан был, в общем, чистый гуманитарий, а вот его брат-близнец Эрих, наоборот, технарь – хлебом не корми, дай повозиться с мотором старенького «БМВ». Пожалуй, он-то и был больше всего рад от этой добровольно- принудительной – разве ж родителей спрашивали? – поездки в молодежный лагерь. Еще бы – ведь специально для технического кружка на большом грузовике привезли самый настоящий танк. «Панцер», первой модели. Пусть пулеметный, пусть с тонкой бронею и маленькой проходимостью – но это была боевая машина, настоящая военная техника! Выкрашенный в заводской серый цвет, танк вкусно пахнул бензином и нагретой на солнце бронею. К тому же он был красив, да-да, красив – небольшая прилизанная голова-башня, широкие, как у борца, плечи, черные, с белой окантовкой, кресты на броне.
– Технику? – выдавая «Лейку», переспросил руководитель кружка, герр Лаувиц, седой и морщинистый ветеран Великой войны, увы, проигранной доблестно сражавшейся Германией из-за удара в спину – из-за всяких там плутократов-евреев и коммунистов.
– А ведь неплохая идея, Майер! Потом можно будет выпустить фотогазету.
– Верно, герр Лаувиц! – обрадованно откликнулся Герхард. Насчет фотогазеты старый солдат здорово придумал. Обязательно выпустить, а как же?! И пусть потом хоть кто-нибудь скажет, что Герхард Майер – никчемный нытик! Пока шел на дальнюю окраину лагеря – там дислоцировался кружок изучения техники, – Герхард мысленно продумывал будущую газету: какие там будут фотографии, рисунки, подписи. Даже название придумал «Вперед!» – и написать его не просто так, а черно-красно-белыми буквами – под цвет флага.
– Привет, Герхард!
Герхард оглянулся и помахал рукой Вилли, юному художнику, с красками и мольбертом идущему вместе с другими ребятами и руководителем на пленэр.
доносилось из шатра любителей военной песни. Песня, правда, была не очень-то военная, скорее – походная, но оттого не менее захватывающая. Герхард даже напел, ускоряя шаг:
С большой поляны, оборудованной под футбольное поле, доносились азартные крики болельщиков. Пойти, сфотографировать их, что ли? Нет, потом, сначала – технику. Ну и Эриха, близнеца-братца.
Эрих встретил его громким приветственным криком – как раз вылезал из танка. Герхард тут же его и снял – счастливого, улыбающегося, с измазанным машинным маслом носом.
– Толковый парень твой братец, – ухмыльнулся в усы Венцель, невысокого роста мужчина лет сорока с обожженным лицом и застывшим взглядом. Потомственный рабочий из Рура, танкист, воевавший у знаменитого Роммеля в Африке и еле успевший выбраться из горящего танка. Венцеля наградили крестом, ампутировали руку и вот не бросили – нашли дело. Старый танкист иногда рассказывал о войне, и названия городов и поселков в его историях звучали музыкой далекой восточной сказки – Эль-Аламейн, Тобрук, Александрия. Несмотря ни на что, Венцель англичан – он называл их «Томми» – вовсе не ненавидел, скорей относился вполне уважительно – все ж таки воевал с ними. Некоторые за это Венцеля недолюбливали, даже хотели писать в гестапо – слишком у многих погибли под английскими бомбами родственники и друзья. Слишком у многих…
– Хочешь проехаться? – Эрих подмигнул брату и обернулся. – Венцель, можно я его научу?
– Давай. – Старый танкист улыбнулся. – Только после того, как откатают все наши.
Громко рычал двигатель, танк – не очень быстро – лохматил гусеницами поляну.
– Жаль, не так уж и крут наш танк, – заметил кто-то из толпившихся вокруг ребят. – Вот бы нам «Тигр»! Или «Пантеру».
– Сначала на этом научись, – засмеялся Эрих. – Успеем еще повоевать и на «Тиграх».
– Лучше б не успели, – себе под нос пробурчал Венцель. Так тихо, что никто его не услышал. Никто, кроме Герхарда.
– Забирайся, садись, – когда все откатали, гостеприимно пригласил братец. – Да не туда, ниже, на место водителя. Уселся? Ну как, удобно?
– Да не особо, – с любопытством осматриваясь, признался Герхард. – Тесновато как-то.
– Тесновато ему… Вот смотри… – Эрих склонился над братом. – Видишь педали? Вот тормоз, а это –
