Как всегда, раб-управитель привел юношу на второй этаж, в спальню для гостей. Клавдия встретила его со всегдашней улыбкой, но глаза ее были холодны, а покрытое толстым слоем пудры лицо – непроницаемо.
– Как хорошо, что ты пришел, Юний! Проходи, садись вот сюда, на ложе. Выпей вина, вот…
Улыбка ее и смех явно были фальшивыми, а в голосе слышалась тщательно скрываемая злоба. Или, быть может, все это лишь казалось?
– Пока не хочу, – улыбнулся Юний. – Уже напился в школе – до сих пор плещется.
Увидев лежащую на столике с благовониями длинную острую шпильку, он незаметно сунул ее за пояс.
Кашлянув, в комнату внезапно вошел раб-управитель и, наклонившись к хозяйке, что-то прошептал ей на ухо.
– Уже пришел? – вскинув глаза, переспросила Клавдия. – Хорошо, пусть подождет в атриуме.
Жестом отправив раба прочь, она встал с ложа и, погладив гладиатора по голове, произнесла странно тягучим голосом:
– Я вынуждена тебя оставить, мой мальчик, совсем ненадолго. Хочешь, пока пришлю тебе красивую рабыню?
– Нет, – остро чувствуя опасность, улыбнулся Юний. – Честно сказать, я бы лучше немного вздремнул – устал вчера на навмахии.
– Узнаю гладиаторов! – засмеялась матрона. – Все бы им спать. Что ж, как знаешь. Вот тебе подушки, спи… А я скоро вернусь и уж непременно разбужу тебя!
Клавдия вышла, оставив после себя стойкий запах дорогих египетских благовоний. Казавшийся сонным Рысь встрепенулся и на цыпочках подошел к выходу. Убедившись, что поблизости нет никого из домашних рабов, он вышел из спальни и осторожно спустился по лестнице вниз. В атриуме, у бассейна, уже прогуливался Каллимах, нетерпеливо дожидаясь хозяйку. Морщинистое лицо ростовщика выражало злобную озабоченность.
Появились несколько слуг с напитками и, аккуратно поставив кувшины и кубки на небольшой столик, вышли. Каллимах бросил на них недобрый взгляд и отвернулся, чем не замедлил воспользоваться гладиатор: бесшумной тенью – не зря же прозвали Рысью! – он проник в атриум и затаился за колонной. Юношу сильно интересовал предмет беседы между хозяйкой и гостем. Может быть, в ней найдут подтверждение все пришедшие Юнию мысли?
Широкими шагами Клавдия прямо-таки ворвалась в атриум и, даже позабыв поздороваться, схватила ростовщика за рукав туники:
– Он пришел!
– Отлично. – Каллимах потер руки. – Надеюсь, ты придумала какое-нибудь убедительное объяснение для ланисты?
– Зачем? – Матрона недоуменно подняла брови.
– Ну, ты же умная женщина, – мерзко захохотал ростовщик.
Клавдия вздрогнула и пристально взглянула ему в глаза:
– Так ты… Ты хочешь убить его?
– А ты нет? – Ростовщик перестал смеяться. – Поверь, Клавдия, для нас с тобой это единственный выход.
– Я предполагала просто-напросто бросить его в эргастул да подержать там до прихода парусников, – задумчиво произнесла матрона.
– А квестор? – Гость сдвинул брови. – Вдруг он проверит эргастул? Да, твой супруг многое тебе прощает, но не думаю, чтоб он простил тебе предательство своих деловых интересов. Будешь рисковать?
– Да-а, – тихо протянула Клавдия. – Похоже, ты прав. Я принесу ему цикуты!
Прятавшийся за колонной Юний вздрогнул: вот она, жизнь, и вот они, женщины! Придешь в дом любовницы – и вместо любви получишь бокал с ядом. Как легко Клавдия согласилась на его смерть! И правильно – кто он такой? Всего лишь гладиатор, раб, обреченный рано или поздно умереть на арене. Так какая разница, когда придет смерть? Наверное, умереть от цикуты даже приятнее, нежели от меча, пронзающего сердце.
– К тому ж он гладиатор и все равно рано или поздно погибнет, – словно подслушав мысли Юния, вкрадчиво произнес Каллимах. – Нельзя оставлять его в живых, никак нельзя: в нем угроза всему нашему делу, которое сделает наконец меня богатым, а тебя – независимой. Подумай, ведь еще совсем немного, и ты перестанешь бояться развода, став по-настоящему свободной женщиной, ибо только деньги – твои, не супруга – приносят свободу! Так что же, ради этого ты пожалеешь мальчишку-гладиатора? Никчемного раба, варвара, умеющего лишь махать мечом? А как же твоя мечта?
– Хватит слов, – нахмурилась Клавдия. – Я согласна. Только передумала насчет цикуты…
– Как?!
– Я умертвлю его по-другому. – Тонкие губы матроны скривились в мечтательной улыбке. – Он будет умирать долго, очень долго… долго и сладостно.
Рыси стало не по себе. А если б он остался в спальне? Можно себе представить, каким образом будет его терзать Клавдия, умеющая и любящая наслаждаться чужой болью!
– Сначала я напою его сон-травою, затем велю верным слугам связать его и увезу на дальнюю виллу, а уж там… Там никто не услышит его криков. Криков боли и ужаса!
Ростовщик махнул рукой:
