Без всякого страха музыкант подошел к юноше.
– Слава богам, мы успели. – Знакомо сверкнули глаза, дернулась узкая персидская бородка.
– Феликс! – удивленно-радостно воскликнул Рысь. – Неужто это ты?
– Похоже, что и вправду я, друг мой. Как Цезарь? Уже всего прочел?
– Почти, – улыбнулся Юний. – И впрямь хорошая книга. Но что…
– Подожди. – Обернувшись, Феликс властно махнул рукой: – Вперед, ребята. Хватайте всех, потом разберемся. Выставили во дворе стражу?
– Да, господин.
– Ну, да помогут нам боги. Впрочем, тут, кажется, уже и помогать нечего.
Юний с недоумением смотрел на приятеля и беспрекословно повинующихся ему воинов, которых, как ему показалось, было никак не меньше центурии.
– О! Клавдия Роста? – Феликс шутливо поклонился матроне. – Я почему-то так и предполагал.
Клавдия презрительно скривилась. Подошедшие воины вежливо взяли ее под руки и вместе со всеми прочими повели по длинному коридору. Голые девчонки сконфуженно закрывали лица.
– Что-то я никак не пойму, – потряс головой Юний. – Ты ведь вроде писатель.
– Писатель, – почесав бородку, кивнул Феликс. – Но еще и помощник префекта. А вакханалии – то, что происходило здесь, – запрещены еще лет сорок назад, при Коммоде. Поддержание должного порядка в городе – прямая обязанность префекта Авла Луция и моя.
– Так ты знал?!
– Да, – довольно кивнул Феликс. – Наконец-то я накрыл этот притон. У этих людей были крупные средства: афера с зерновозными парусниками – их рук дело. Я-то поначалу подозревал твоего приятеля, ланисту Септимия, но, как выяснилось, ошибался.
– И ты не мог мне заранее все рассказать? – никак не успокаивался Рысь.
– Кто мало знает – тот лучше действует. – Помощник префекта усмехнулся. – Извини, но так было лучше.
– А буквы на рукоятке кинжала? Что они значат?
– Тайный знак. – Феликс пожал плечами. – Еще до замужества Клавдию прозвали Клавдия Лонга – Длинная Клавдия. Она и в самом деле довольно высокая женщина.
– Клавдия Лонга, – шепотом повторил Юний. – К.Л.
– К.Л., – согласился Феликс. – К.Л.
Светало. В узкие окна дома, ухмыляясь, заглядывала серебряная луна. Солдаты префекта выводили на улицу связанных посетителей притона.
Глава 11
Весна 227 г. Рим
ДОХОДНЫЙ ДОМ
Только сам озаботься угощеньем,
И вином, и хорошенькой девчонкой…
Случившиеся в последнее время события – исчезновение Юлии Филии, свадьба Флавии, Кассия, вакханалия, устроенная в одном из доходных домов Флудана, – завертели Юния в бурном всепоглощающем вихре, так что совсем не было времени остановиться, подумать: а нужно ли ему это все? И если не нужно это, тогда что же нужно? Вообще, для чего жить?
Если б, конечно, Юний не читал книг, он бы никогда и не задумывался над этим вопросом, тем более так основательно. Ни Цицерон, ни Сенека, ни Тит Лукреций Кар ответа не давали, хотя и заставляли размышлять над прочитанным. Добиться богатства и жить как все, бесцельно тратя отпущенное богами время на поиски удовольствий, юноша не хотел, не видя в этом никакого особого смысла – так живут звери, но не люди. Ведь зачем-то боги дали человеку разум! А если он ведет себя как животное – хитрое и чрезвычайно опасное животное: ест, спит, размножается, то тогда зачем вообще разум? Чтоб половчей обхитрить себе подобных? Может быть, тогда лучше направить все мысли на то, чтобы, наоборот, не обманывать и не унижать себе подобных? Ага… Это же Рим – вместилище всех пороков! Тут только покажи слабину – сожрут! Тогда что же делать? Помогать не тем, кто в этом нуждается, а тем, кто этого заслуживает? А как тогда узнать, кто заслуживает? Да и что значит – помогать? Может, совсем не нужно быть героем, достаточно просто не делать подлостей? И тогда, наверное, весь мир станет лучше, определенно станет, если только одни перестанут обманывать, другие – бездельничать, третьи – кичиться неправедно нажитым богатством, четвертые…
– О чем задумался, друг мой? – Гай Феликс, входя в императорские покои, остановился напротив Рыси.
Юноша улыбнулся:
– Аве, Феликс! Цезарь уже спрашивал о тебе.
– Аве. Доложи ему, что я пришел.
Император Александр, сидя в высоком кресле, занимался государственными делами, вернее, пытался заниматься хотя бы тем немногим, что оставляла ему мать, Юлия Маммея – женщина властная и вовсе не собирающаяся отдавать бразды правления безвольному, по ее мнению, сыну.
– Пришел Феликс, цезарь! – поклонившись, доложил Рысь.