жизнью.
Феликс кивнул на предмостье, по которому, гремя щитами, уже бежали преторианцы:
– Прощай, Юний… Жаль, я не смог завещать тебе свою библиотеку – ее неминуемо конфискуют… Прощай.
Улыбнувшись, префект сделал долгий глоток из принесенного с собой кувшина и взобрался на парапет. Рысь схватил заговорщика за тунику.
– Пустое, – с грустной улыбкой оглянулся Феликс. – Я уже выпил яд и просто не хочу, чтоб мое тело досталось врагам.
Рысь разжал пальцы, и Гай Феликс, несостоявшийся властелин Рима, бросился в бурные воды Тибра.
Глава 19
Октябрь 227 г. Рим
ЗАКАТ
Все люди одинаковы по существу, все одинаковы
по рождению, знатнее тот, кто честен по природе
«…Однако сложно сказать, какой народ хуже для властителей – чрезмерно критиканствующие умники или тупые дебилы, все желания которых сводятся лишь к удовлетворению низших инстинктов. Умный поймет: и то и другое плохо, разумнее всего середина, достичь которой, правильно ограничивая умников и не допуская чрезмерного размножения дебилов, – вот задача для властелина. И еще я бы коснулся зависти, этой поистине всепоглощающей страсти, поражающей как нищий городской плебс, так и обедневших крестьян. Логика здесь такая: я нищий не потому, что не предпринимаю никаких усилий, чтобы изменить свою жизнь к лучшему, а только лишь потому, что мой сосед богат. Отнять у богатых богатство и разделить – вот тогда-то и наступят золотые времена. Крайне опасное заблуждение, способное, при потакании ему, погубить не одно государство».
Юний отложил книгу и задумался. Да, Гай Феликс был неплохим литератором, но особенно взволновала юношу именно эта его книга – «О власти». С некоторыми утверждениями он соглашался, а во многих вопросах расходился с автором и, наверное, смог бы доказать свою точку зрения. Вот только дискутировать было не с кем. Государственный преступник Гай Феликс Ренат сам привел в исполнение смертный приговор – выпив цикуты, бросился в Тибр, откуда чуть позже легионеры выловили труп, одетый в переливчатую бирюзовую тунику, какие так любил носить Феликс, и просторную пенулу с капюшоном. Лицо утопленника оказалось разбито в кровь, видно, ударился при падении об опору моста, так что нельзя было точно утверждать, что именно это и есть несостоявшийся узурпатор. Впрочем, а кому еще могло принадлежать это тело? Новый префект, правда, провел проверку: опросили свидетелей, в тот момент проходивших по мосту, и несколько раз допрашивали Юния. А вот того молодого неумелого рыбачка, который подозрительно долго возился со своей лодочкой, так и не нашли, сколько ни искали, да и бросили это гиблое дело. В конце-то концов, труп узурпатора имеется, вот он, чего же еще надо? Так постепенно и забыли все, что был когда-то такой префект, неудачливый заговорщик и неплохой литератор Гай Феликс.
Только Юний еще помнил и вот сейчас мысленно дискутировал с ним. Эх, Гай Феликс – острый, насмешливый ум… Кто бы мог подумать? Ты слишком многих убил – и вот получил по заслугам. Юноша вдруг вспомнил, что и он сам мог бы лежать трупом в заброшенном доме Памфилия, ведь там по воле Феликса была устроена засада. И Юлию Филию с Луканом, возможно, выкрали люди префекта, а потом навели на их след Рысь, чтобы на время отвлечь от Хилона, которого все равно потом убили. Да, во всех этих смертях, несомненно, виноват Феликс. А кто писал Юлии угрожающие записки, из-за которых она долго не смела вернуться в свой дом? Тоже Феликс? Нет, не тот масштаб – к чему Феликсу какой-то там домишко? Скорее всего, здесь проявил себя ростовщик Каллимах, а может быть, и Клавдия – что толку теперь гадать? Феликса уже не спросишь.
Вздохнув, юноша вернул свиток старичку библиотекарю и, попрощавшись, вышел на улицу. Стоял солнечный осенний денек, нежаркий и очень приятный. Улицы, особенно здесь, в центре, были полны народа. Неспешно прогуливались почтенные отцы семейств, кое-кто даже по старому, давно не соблюдавшемуся обычаю, в тогах. Затевая лихие диспуты, смеялась молодежь, стайками проносились мальчишки, а юные красавицы, якобы поправляя накидки, строили глазки проходившим мимо парням.
Юний вдруг улыбнулся и подмигнул первой же встречной девчонке. Тихая грусть, навеянная воспоминаниями и чтением книг, уступила место не то чтобы радости, а этакой спокойной удовлетворенности, что ли. Так бывает, когда жизнь уже устоялась, есть какое-то положение. Помощник начальника дворцовой охраны не шутка! Имеется собственный дом, да-да, дом, не какая-нибудь там каморка, император оказался щедр. А кроме того, есть друзья, с которыми многое пережито, которые всегда тебе рады. Это большая роскошь – иметь друзей. Рысь замедлил шаг – может, стоит зайти к кому-нибудь?
Рад будет Каллид, с помощью Юния выкупивший наконец своего внука из рабства, рад будет даже хитрый ланиста Марк Септимий Марон. Уж он-то не откажется выпить за счет бывшего гладиатора кружечку-другую пива – варварского напитка, быстро набиравшего популярность и привлекавшего народ со всего города на окраину, в доходный дом Флудана. Вернее, теперь уже не Флудана, а Лации. На первом этаже молодой вольноотпущенник Венатр, внук Каллида, устроил пивоварню на паях с хитроватым Камиллом, немедля учуявшим выгоду в новом для него деле. У Камилла были деньги, у Венатра – умение, и вместе выходило неплохо. По крайней мере, пивоварня пользовалась устойчивой популярностью и приносила немалый доход, большую часть которого Камилл, конечно же, скрывал от налоговых органов. Благо неподкупный квестор Клавдий (муж Флавии) был теперь куда более поглощен проблемами в семейной жизни, нежели государственными заботами. А ведь предупреждали его умные люди: не женись на молоденькой, не послушал, старый упрямец, – теперь вот расхлебывай.
Вспомнив Флавию, Рысь загрустил – за навалившимися летом проблемами он как-то и не прислушивался к собственному сердцу, и вот, оказалось, оно вовсе не забыло красивую галльскую девчонку, чужую жену, и время от времени ныло, ныло, ныло…
Сворачивая на Палатин, Юний посторонился, пропуская роскошный портшез с занавесями из голубого шуршащего шелка. Из портшеза вдруг высунулась холеная девичья ручка.
– Юний?
Юноша – да нет, не юноша, молодой человек – замедлил шаг, узнавая сидящую в портшезе донельзя расфуфыренную даму.
– Аве, Кассия! Как жизнь?
