Раздосадованные голоса оставили свои домогательства и переключились на Джинджер, которая механическими движениями пыталась выгребать песок из-под двери.
Одна из личных блох Гаспода пребольно укусила хозяина. Вероятно, в этот самый миг она возомнила себя самой могущественной блохой на всем белом свете. Он машинально задрал лапу, чтобы почесаться. И наваждение разом развеялось.
Он сморгнул.
— Вот проклятье! — взвыл он.
Так вот что происходит с людьми! Любопытно, а какие грезы видит эта девушка?
Шерсть на загривке Гаспода встала дыбом.
Здесь не потребовались неведомые науке, загадочные животные инстинкты. Хватило самых обычных, ежедневных инстинктов, чтобы он перепугался до смерти. По другую сторону двери притаилось нечто чудовищное.
И она пыталась выпустить
Он обязан ее разбудить.
Укусить? Не лучший выход. Зубы у него были не в лучшей форме. Лай здесь тоже вряд ли поможет. Оставалось одно…
Песок неохотно расступился под его лапами. Вероятно, его одолевали грезы о скором превращении в гордую скалу. Чахлого вида деревца, окружавшие впадину, тешились мечтами о секвойной будущности. Даже самый воздух, обвевавший его голову, вел себя крайне странно — но вопроса, о чем именно мечтал воздух, мы касаться не станем.
Гаспод подошел к Джинджер и ткнулся носом в ее колени.
Вселенная знает немало жутких способов выведения человека из состояния сна. В их число входят: толпа незваных гостей, вваливающаяся в вашу квартиру; истошный вой пожарной сирены, осознание того, что сегодня ведь понедельник, который в пятницу вечером казался таким невероятно далеким. На этом фоне влажный собачий нос не самое страшное бедствие, однако его особая, неповторимая мокрость хорошо известна знатокам убийственных ощущений, а также владельцам собак. Любовно приложенный к вашему телу кусочек полуразмороженной печенки чем-то напомнит вам собачий нос.
Джинджер сморгнула.
Искра в глазах разом пропала. Девушка медленно опустила глаза; выражение нечеловеческого ужаса сменилось на ее лице крайним изумлением. Когда же Джинджер наконец признала таращащегося на нее Гаспода, изумление сменилось привычным, земным испугом.
— Алло, — скалясь, окликнул Гаспод.
Она попятилась, в страхе заслоняясь руками от этого ужасного явления. Сквозь ее пальцы посыпался песок. Изумленным взглядом она проводила последние песчинки, после чего снова посмотрела на Гаспода.
— Ну и ужас! — выдавила она. — Что вообще происходит? Что со мной? Почему я здесь? — И вдруг она прижала ладони к лицу. — О нет! — прошептала она. — Опять!
С минуту она смотрела на пса, затем подняла взгляд на дверь, после чего резко развернулась, подхватила полы своего халата и устремилась к городу, скрывшись в предрассветной дымке.
«Какая-то здесь тварь обитает, — подумал Гаспод. — Что-нибудь этакое, с щупальцами, имеющее привычку сдирать с жертв кожу. Одним словом, если вы отыщете какую-нибудь таинственную дверцу, ведущую вглубь старого холма, не ждите, что мразь, которая оттуда вылезет, будет белой и пушистой. Человеку лучше вообще не встречаться с такими тварями. И собаке тоже. И все же неужели она не…»
И не переставая бурчать, он засеменил к городу.
Дверь за его спиной приоткрылась еще на сотую долю дюйма.
Голывуд проснулся значительно раньше Виктора, и утреннее небо уже наполнилось стуком молотков. У арочного въезда в «Мышиный Век Пикчерз» выстроилась длинная очередь груженых лесом фургонов. Спешащая куда-то толпа штукатурщиков и плотников едва не сбила Виктора с ног и оттерла к стене. А за стенами Голывуда суматошно носились десятки рабочих, обегая спорящих друг с другом С.Р.Б.Н. Достабля и Зильберкита.
Виктор подошел к ним в тот самый момент, когда Зильберкит, задыхаясь от изумления, воскликнул:
— Что, целый город?!
— Окраины можно не возводить, — заявил Достабль. — Но центр должен быть выстроен полностью. И дворец, и Университет, и здания гильдий — все, как в настоящем городе, все на своих местах, понял?
Лицо Достабля полыхало багровой краской. За его спиной подобно официанту с подносом прохаживался тролль Детрит, терпеливо удерживающий над головой на своей страшных размеров руке предмет, который во всем напоминал кровать. Виктор не сразу сообразил, что вся кровать покрыта какими-то словами. В руках Достабль сжимал исписанную простыню.
— Но бюджет… — пытался возразить Зильберкит.
— Деньги как-нибудь найдем, — холодно отвечал Достабль.
Даже если бы Достабль заявился к нему в женском наряде, Зильберкит и то был бы меньше шокирован. Зильберкит попробовал поторговаться:
— Ну… если ты все уже решил…
— Значит, договорились!
— …Я подумал, что, может, мы сделаем на этих декорациях не один, а несколько кликов, чем и компенсируем затраты. А еще можно будет потом сдавать этот город в аренду…
— В какую аренду?! — взревел Достабль. — Мы будем монтировать их исключительно под «Поднятых ураганом»!
— Ну разумеется, — урезонивал его Зильберкит. — А уже потом, когда мы…
— Какое потом? Какое потом? — вскинулся Достабль. — Ты сценарий читал? Да или нет? Детрит, а ну, покажи ему сценарий!
Тот услужливо швырнул к их ногам кровать.
— Ты принес мне показать, где ты спишь?
— Творить можно и в кровати. Вот, погляди… здесь… над резьбой…
Ему пришлось взять передышку, ибо Зильберкит вгляделся в строчки. Навыками беглого чтения Зильберкит так и не овладел, поскольку предпочитал читать исключительно бумаги, в которых основным словом было «Итого».
Наконец он промолвил:
— Так ты собираешься… собираешься его спалить?
— Так распорядилась история, — едва не лопнув от важности, произнес Достабль. — А с историей спорить бесполезно. Город был погребен под пеплом Гражданской войны.
Зильберкит выпрямился.
— История может себе говорить все, что угодно, но я не намерен разбрасываться своими деньгами! Это самая настоящая авантюра!
— Я как-нибудь расплачусь, — спокойно перебил его Достабль.
— Одним словом — денег не дам.
— Это
— Пытаться втянуть меня в такое безумство!… — продолжал Зильберкит, ничего не слыша. — Знаешь, я всегда выслушивал твое мнение! Но ты, видимо, хочешь превратить движущиеся картинки в какой-то… в какой-то аттракцион, в несбыточную мечту. Уволь меня, я в этом принимать участие не буду.
