клич выкликали бы рыцари из этого
— Ты же моя плоть и кровь! — горестно взвыл Достабль. — Как ты можешь так со мной разговаривать?!
— Именно потому, что я твоя плоть и кровь, — усмехнулся Солл.
Достабль немного успокоился. Вообще-то, если взглянуть на вещи под таким углом, все выглядит не настолько плохо.
Голывуд. Желая получить свидетельство неумолимости времени, достаточно заснять быстрые обороты стрелок часов…
Ресограф в Незримом Университете отсчитывал уже семь плюмов в минуту.
На закате того дня Анк-Морпорк был предан огню.
За свою долгую историю оригинал Анк-Морпорка горел не один десяток раз — причиной тому могли быть месть, халатность, вражда и, разумеется, желание получить страховку. Большинство каменных строений, составляющих собственно город, — не путать со смрадным скоплением жалких лачуг и хибарок, — переносило огонь безболезненно, так что большинство горожан[21] держались того мнения, что хороший пожар, если он возникает где-то раз в сто лет, крайне благотворно влияет на городскую среду, поскольку удерживает в разумных пределах популяции крыс, тараканов, блох и, опять же, горожан, в каменных строениях не проживающих.
Знаменитый пожар, вспыхнувший в городе в ходе Гражданской войны, был примечателен лишь тем, что явился результатом одновременного поджога со стороны обоих враждующих лагерей — каждый из них стремился не допустить закрепления в городе противника.
Вопреки тому, что утверждает историческая наука, пожар этот представлял собой вполне заурядное зрелище. Анк тем летом был крайне полноводен, так что большая часть города, порядком отсырев, для сгорания не годилась.
На сей раз дело обстояло не в пример лучше.
Языки пламени лизали небо. И ввиду того, что дело обстояло именно в Голывуде, сгорело все без исключения — ведь разница между строением каменным и строением деревянным заключалась лишь в рисунке, намалеванном на холстине. Сгорел двухмерный Незримый Университет. Сгорел представленный фасадом дворец патриция. Даже уменьшенная модель Башни Искусства полыхала точно свечка.
Достабль вдумчиво следил за ходом пожара.
Спустя некоторое время Солл, державшийся чуть поодаль, спросил:
— Ты чего-то ждешь, дядя?
— М-мм? А, нет-нет. Только хочу убедиться, что Бригадир не забудет о башне. Очень символическая достопримечательность.
— Еще какая, — поддержал его Солл. — Просто жуть берет от ее символичности. Такая символичная, что я во время обеденного перерыва послал кое-кого из ребят проверить, все ли там в порядке.
— Серьезно? — виновато уточнил Достабль.
— Да. И догадайся, что они там обнаружили? Приколоченные к стенам башни шутихи для фейерверка! Башня была вся унизана этими шутихами, причем во все был вложен заряд. Нам крупно повезло, что мы вовремя их обнаружили, потому что иначе загубили бы весь материал и распрощались бы с мечтой когда-то отснять его в будущем. И, представь себе, мои парни сказали, что фейерверк якобы должен был сложиться в какие-то слова.
— И в какие же?
— Забыл спросить, — проговорил Солл. — Начисто вылетело из головы.
Он засунул руки глубоко в карманы и принялся что-то негромко насвистывать себе под нос. Через минуту он искоса поглядел на дядю.
— «Самые горячие ребрышки в городе», — процедил он. — Ты удивлен?
Достабль был черен, как грозовая туча:
— Во всяком случае, это была бы хорошая шутка.
— Послушай, дядя, нужно с этим кончать, — предупредил Солл. — Давай договоримся, больше никакой коммерции.
— Ладно, как скажешь…
— Да или нет?
— Я ведь сказал «ладно», тебе мало?
— Мало.
— Я торжественно клянусь, что не стану больше лезть в клик со своими идеями, — раскатисто произнес Достабль. — Это говорю я, твой дядя. От лица всей семьи. Тебя устраивает?
— Да. Теперь все в порядке.
Когда исчезли последние очаги пламени, еще тлеющие угли сгребли в кучу и занялись жаркой барбекю для последующего приема в честь окончания картинки, который должен был состояться под открытым небом.
Бархатистое покрывало ночи падает на попугаичью клетку под названием Голывуд, а когда ночь выдается теплой… В такого рода ночи у немалого числа людей возникают самые разнообразные неотложные надобности.
Молодые люди, что, держась за руки, бродили по дюнам, едва не потеряли от страха рассудок, когда из-за ближайшей скалы, отчаянно взмахивая руками и с воплем «Аа-аргххх!», на них вылетел невообразимых размеров тролль.
— Испугались, да? — с надеждой спросил Детрит.
Они кивнули. Лица у них были белее простыни.
— Это здорово, — промолвил тролль и похлопал парочку по головам, от чего все четыре ноги провалились глубоко в песок. — Спасибо вам за все. От души благодарю. Удачи вам! — грустно закончил он.
Он поглядел им вслед — они так и шли, держась за руки, — и расплакался.
А в сарае рукояторов С.Р.Б.Н. Достабль задумчиво наблюдал за тем, как Бригадир склеивает в целое разрозненные куски отснятого материала. Рукоятору крайне льстило это обстоятельство — до сего дня господин Достабль не выказывал ни малейшего интереса к тому, как происходит подлинное рождение картинок. Этим, по-видимому, и объяснялась несколько большая раскованность, с которой рукоятор выдавал сейчас все свои цеховые тайны, что передавались исключительно из рук одного поколения в руки все того же самого поколения.
— А почему все картинки одинаковые? — спросил его Достабль в ту минуту, когда тот сматывал мембрану на бобину. — Неоправданный расход средств.
— На самом деле они совсем разные, — объяснил Бригадир. — Вот, приглядись, каждая картинка немного отличается от соседней. А если человеческому глазу за короткое время показать много-много похожих друг на друга картинок, ему, то есть глазу, начинает казаться, что изображение движется.
Достабль вынул изо рта сигару:
— То есть все это — хитрый фокус? — пораженно уточнил он.
— Ну да, можно сказать — фокус.
Рукоятор хихикнул и потянулся за склянкой с клеем.
— Я-то был уверен, что это особая разновидность магии, — протянул Достабль не в силах скрыть определенного разочарования. — А тут выясняется, что это какой-то фокус, типа карточного…
— В каком-то смысле. Видишь ли, получается, что люди видят не одну, а сразу несколько картинок. Увидел?
— Я запутался, кто что видит.
