Мало-помалу они вникали в окружающую обстановку. На столах громоздились тарелки с полусъеденными обедами, некоторые — с вовсе нетронутыми. Такая картина в заведении Нодара Боргля была не в диковинку, однако в ней неизменно фигурировали жалобно причитающие персонажи.
Джинджер осторожно окунула палец в ближайшее месиво.
— Еще теплое! — проговорила она одними устами.
— Пошли к выходу! — жестом показал Виктор.
Она попыталась сартикулировать нечто замысловатое, но ничего не получилось, поэтому она снова взяла в руки мелок.
— ДАВАЙ ДАЖДЕМСЯ ВАЛШЕБНИКОФ.
Виктор вдруг замер на месте как вкопанный. Затем уста его сформировали фразу, которую Джинджер с полным основанием могла бы отказаться понимать, и он сломя голову бросился к выходу.
Безразмерное кресло стремительно катилось по улице, выбрасывая из-под осей клубы дыма. Встав посреди дороги, Виктор принялся подскакивать и размахивать руками.
Далее произошла беседа — беззвучная, но очень обстоятельная. Стену соседнего дома испещрили разнообразные письмена. Джинджер, не будучи в силах сдерживать нетерпение, решила ознакомиться с ними лично.
Первая надпись гласила:
— ЛУЧШЕ ЕСЛИ ВЫ БУДЕТЕ ДЕРЖАЦСЯ НА РАЗСТОЯНИИ. ЕСЛИ АНИ ПРАРВУТСЯ ТО ВАС САЖРУТ.
— И ВАС ТОЖЕ, — это было написано более аккуратным почерком, принадлежавшим руке декана.
Ниже, рукой Виктора, был выведен ответ:
— Я ВАТЛИЧЬЕ ОТ ВАС ЗНАЮ КАКИЕ ТУТ ДЕЛА ТВАРЯТСЯ. НО АБЕЩАЮ НАЗВАТЬ НА ПОМОЩЬ, ЕСЛИ В ЭТОМ БУДИТ НЕАБХОДИМОСТЬ.
И, кивнув напоследок декану, Виктор поспешил вернуться к Джинджер и библиотекарю. Встретившись взглядом с орангутаном, он выразил тому свою тревогу. Номинально библиотекарь считался лицом магического звания — во всяком случае, именно это звание он носил в бытность свою человеком и, по всей видимости, мог претендовать на него и сейчас. Являясь, с другой стороны, обезьяной, библиотекарь был вполне полезным человеком. Виктор решил рискнуть.
— Идем! — проартикулировал он.
Дорогу на холм отыскать было несложно. Там, где ранее петляла тропинка, нынче пролегла размашистая колея, обильно усыпанная следами недавней суматохи. Сандалии. Сброшенный с плеча ящик для картинок. Плюмаж с припорошенными дорожной пылью красными перьями.
Дверь, ведущая внутрь холма, была сорвана с петель. Из глубины туннеля сочилось мутное зарево. Виктор глубоко вздохнул и сделал шаг вперед.
Завал не стали разбирать полностью — камни просто раскидали в стороны, после чего, очевидно, по ним прошлась огромная толпа, раздробив их в пыль. Но, к счастью, потолок не обвалился. И вовсе не благодаря предусмотрительно возведенным балкам, но благодаря плечам Детрита.
Это они поддерживали своды туннеля.
И поддерживали из последних сил. Тролль уже упал на одно колено.
Виктор, подкатив не без помощи библиотекаря уцелевшие валуны, принялся ставить их один на другой под верхние плиты до тех пор, пока тролль наконец не сбросил с плеч вес. Детрит захрипел — или, по крайней мере, Виктору показалось, что тролль захрипел, — потом качнулся и распростерся ниц. Джинджер помогла ему встать.
— Что стряслось? — одними губами спросила она.
— …?…? — Детрит, по всей видимости, был немало изумлен отсутствием голоса и попытался выкатить глаз так, чтобы увидеть собственный рот.
Виктор невольно вздохнул. Картина вырисовывалась жутковатая. Объятые слепой, невыразимой паникой, голывудцы хлынули в туннель. Тролли, ломая когти, разгребали завал из камней. А Детрит, как самый могучий, обречен был сыграть ведущую роль. Будучи также известен тем, что мозг его служил лишь прокладкой, удерживающей в определенном положении крышку черепа, Детрит, естественно, был назначен придерживающим своды холма. Виктор представил себе картину, как тролль тщетно зовет на помощь, но толпы людей не глядя уносятся прочь.
В других обстоятельствах Виктор, пожалуй, нацарапал бы на камне что- нибудь ободряющее, но в случае Детрита это было бы пустой тратой времени. Впрочем, тролль не собирался больше здесь задерживаться. Состроив угрюмую гримасу, он вприпрыжку ринулся вглубь холма, по-видимому одержимый какими-то своими стремлениями. Костяшки суставов оставили в туннельной пыли продолговатые борозды.
Пещера, что располагалась на другом конце туннеля, представляла собой, как теперь понимал Виктор, своего рода вестибюль, предваряющий зрительный зал. Сюда, должно быть, стекались некогда страждущие толпы в надежде приобрести… ну, положим, освященные сосиски или священный попзёрн.
Теперь здесь брезжил прозрачный свет. Везде прежняя сырость и плесень, куда бы Виктор ни бросил взгляд, однако там, куда он не бросал взгляд, на самом краю зрения, мерещилось нарядное, дворцовое убранство — портьеры из красного плюша, золоченые витые украшения. Виктор то и дело вертел головой из стороны в сторону, стараясь уловить этот призрачный образ.
Когда же взор его остановился на хмуром лице библиотекаря, он написал мелом на стене пещеры:
— ЗАМЕЩЕНИЕ РЕАЛЬНОСТЕЙ?
И библиотекарь ответил ему кивком.
Виктор принял грозный вид и повел своих людей — вернее, одного человека и одного орангутана — по облупленным ступеням лестницы в зрительный зал.
Позже Виктор сообразил, что всех их спас Детрит.
Они дружно уставились на кривляющиеся фигуры на полутемном экране, и тут…
Грезы. Сны. Реальность. Вера.
Ожидание…
…И тут по ним прошелся Детрит. Образы, созданные, чтобы соблазнять и околдовывать любое бодрствующее сознание, как мячики отскакивали от окаменелой корки троллева мозга и бессильно возвращались на экран. А Детрит даже не обращал на них внимания. У Детрита были еще в этой жизни дела[28].
Шагающий по вам тролль — лучшее средство для приведения в сознание человека, который начинает задаваться вопросом, что реально, а что — нет. Реальность — это то, что периодически наступает вам на хребет.
Виктор одним рывком заставил себя подняться на ноги, другим рывком поставил на ноги своих спутников и простер руку в направлении мерцающего, переливающегося экрана в другом конце зала.
— Не смотрите!
Все согласно кивнули.
Они осторожно двинулись по проходу, и тут Джинджер со всей силы вцепилась в его рукав.
Здесь собрался весь Голывуд. Там и сям встречались знакомые лица, освещенные дрожащим светом и поглощенные происходящим на экране.
Ногти его вонзились в кожу ладоней. Утес, Морри, Фрунткин из столовой, госпожа Космопилит… Вот и Зильберкит, а за ним — целый ряд алхимиков. Тут были все плотники и