На следующий день корабль обогнул мыс и перед ним раскинулось побережье Эфебы с белым пятном города на горизонте, которое под влиянием времени и расстояния превратилось в россыпь слепяще-белых домов на протяжении всего подъема в гору. Город вызвал большой интерес сержанта Симони. До того Брута не перемолвился с ним ни словом. Запанибратство между солдатами и духовенством не поощрялось; среди солдат наблюдалась явная склонность к нечестивости… Брута, снова предоставленный самому себе, с тех пор как экипаж занялся подготовкой к входу в порт, внимательно рассматривал солдата. С точки зрения младшего духовенства, большинство солдат было неряшливо и, обычно, неотесанно. Симони таким не был. Уж не говоря обо всем остальном, он сверкал. Его нагрудник слепил глаза. Его кожа казалась отполированной щеткой. Сержант стоял на носу, пристально глядя на приближающийся город. Было необычно видеть его так далеко от Ворбиса. Где бы ни стоял Ворбис, там был сержант, рука на рукояти меча, глаза сверлят окружающих на предмет… зачем?
И всегда безмолвный, разве что с ним заговаривали. Брута попытался быть дружелюбным. – Выглядит очень… белым, не правда ли? – сказал он. – Город. Очень белый. Сержант Симони?
Сержант медленно повернулся и взглянул на Бруту. Взор Ворбиса вгонял в ужас. Ворбис смотрел сквозь твою голову на грехи внутри, интересуясь человеком лишь как вместилищем прегрешений. А во взгляде Симони была обычная, чистая ненависть. Брута попятился. – Ох. Извините. – пробормотал он. Он угрюмо вернулся на тупой конец и постарался не попадаться на пути солдата. В любом случае, скоро здесь будет много солдат… Эфебцы ждали их. Их солдаты выстроились на набережной держа оружие так, словно их останавливало лишь отсутствие прямого оскорбления. И их было много. Брута тащился в хвосте. Голос черепахи проник в его сознание. – Так эфебцы желают мира, да? сказал Ом. – Не похоже. Не похоже, что мы прибыли дать закон побежденному врагу. Выглядит скорее так, будто нас побили, и мы не хотим этого еще раз. Словно мы просим мира. Вот на что это, по-моему, похоже. – В Цитадели все говорили, что это была славная победа. – сказал Брута. Он заметил, что теперь может говорить почти не шевеля губами; кажется, Ом мог разобрать слова как только они достигали голосовых связок. Перед ним Симони тенью следовал за дьяконом, подозрительно оглядывая каждого эфебского стражника. – Интересное наблюдение. – сказал Ом. – Победители никогда не говорят о славных победах. Потому что именно они видят, на что потом похоже поле боя. Славные победы бывают лишь у проигравших. Брута не знал, что и ответить. – Это звучит очень не по-божески. – рискнул он. – Это черепашьи мысли. – Что?
– Ты ничего не знаешь? Тело – не только удобное вместилище разума. Форма влияет на то, как ты думаешь. Морфология всюду. – Что?
Ом вздохнул. – Если я не сосредотачиваюсь, я думаю, как черепаха. – В смысле? Ты имеешь ввиду, медленно?
– Нет! Черепахи – циники. Они всегда ожидают худшего. – Почему?
– Не знаю. Может, потому что это с ними часто случается. Брута разглядывал Эфебу. Стражники в шлемах, увенчанных плюмажами, похожими на конские хвосты, продолжали злобно вышагивать по обе стороны колонны. Несколько эфебцев лениво наблюдали с обочины. Они выглядели удивительно похожими на людей дома, а совсем не как двуногие демоны. – Они люди. – сказал он. – «Отлично» по сравнительной антропологии. – Брат Намрод говорил, что эфебцы едят человеческую плоть. – сказал Брута. – Он бы не стал врать. Маленький мальчик глубокомысленно рассматривал Бруту, что-то выкапывая из ноздри. Если это был демон в человечьем обличье, то он был фантастически хорошим актером. Вдоль всей дороги из доков на некотором расстоянии друг от друга стояли белокаменные статуи. Брута никогда прежде не видел статуй. За исключением статуй Семи Основателей, конечно, но это было совсем не то. – Кто они?
– Ну, тот, боченкоподобный, в тоге, – Тавелпит, Бог Вина. В Цорте его называют Смимто. Широкозадая баба с прической – Астория, Богиня Любви. Полная дура. Тот урод – Оффер, Божественный крокодил. Это не просто местный божок. По происхождению, он из Клатча, но эфебцы, прослышав о нем, решили, что это хорошая идея. Обрати внимание на зубы. Хорошие зубы.
И дьявольски, конечно. Хотя боги на статуях не слишком напоминали демонов, но он словно наяву слышал голос Намрода, отмечавшего, что именно этот факт и делает их еще более демоническими. Грех подкрадывается к тебе, как волк в овечьей шкуре. Как заметил Брута, у одной из богинь были очень серьезные проблемы с одеждой; если бы здесь был Брат Намрод, ему пришлось бы спешно удалиться для нескольких очень серьезных простираний. – Петулия, Богиня Продажной Любви. – сказал Ом. – Почитается ночными пташками и прочей фауной, если ты понял, о чем я. – У них есть богиня для
– Почему бы и нет? В моем понимании, это очень религиозный народ. Они используют для своего… Они проводят очень много времени на… Слушай, вера есть там, где ты ее находишь. Специализация. Это безопасно, видишь ли. Низкий риск, гарантированный доход. Где-то существует и Бог Салата. В смысле, не то, что бы кто-то другой годился стать Богом Салата. Просто находишь выращивающую салат общину и прицепляешься к ней. Боги Грома приходят и уходят, но именно к
– Почему бы и нет? Если достаточно верующих, можно быть Богом чего угодно… Ом остановился в ожидании, заметит ли что-нибудь Брута. Но, оказалось, Брута имел ввиду нечто другое. – Это не правильно. Так обходиться с людьми. Он врезался в спину субдьякона. Делегация остановилась, отчасти от того, что остановился эфебский эскорт, но в основном потому, что вниз по дороге бежал человек. Он был весьма стар и во многом походил на довольно долго сушеную лягушку. Что-то в нем обычно заставляло людей вспомнить слово «проворный», но в данный момент, куда более вероятно, им пришли бы на ум слова «в чем мать родила» и, возможно, еще и «насквозь промокший»; и они соответствовали бы действительности на все сто. Однако, тут была борода. Такая борода, в которую можно было бы завернуться Человек скатился вниз по улице без каких-либо явных признаков рассудка и остановился возле магазина горшечника. Горшечник, казалось, не был слишком обеспокоен тем, что к нему обратился некто маленький, мокрый и голый. Вообще-то, никто на улице не удостоил его второго взгляда. – Мне, пожалуйста, сосуд Номер Девять и несколько ниток. – сказал старик. – Да, сэр, г-н. Легибус. – Горшечкик пошарил под прилавком и достал полотенце. Голый рассеянно взял его. У Бруты было чувство, что все это уже случалось с ними обоими прежде. – И еще, рычаг бесконечной длинны и, гм, неподвижное место опоры. – сказал Легибус вытираясь. – То, что вы видите, это все, что у меня есть, сэр. Посуда и основные бытовые принадлежности, но некоторая нехватка самоочевидных аксиоматических механизмов. – Ну а кусок мела у вас будет?
– Последнее время прямо здесь имеется несколько. – сказал горшечник. Маленький голый человек взял мел и принялся чертить треугольники на ближайшем участке стены. Потом он взглянул вниз. – Почему на мне нет одежды? – сказал он. –
– По моему, вам вроде как пришла идея, пока вы были в ванной? подсказал горшечник. – Верно! Верно! Такая идея о передвижении мира! – сказал Легибус. – Простой принцип рычага. Должен отлично работать. Осталось разобраться в технических деталях. – Прекрасно. Мы сможем передвинуться куда-нибудь потеплее на зиму. – сказал горшечник. – Могу я позаимствовать полотенце?
