Маленькие Боги

том, что случится, если когда она пропадет. Судя по обстоятельствам, лев не ел много дней. Лев заворчал, когда Брута вытащил наконечник дротика. – Омнийский, сказал он. – Он тут недавно. Он должен был встретить солдат по пути в Эфебу. Они должны были проходить недалеко. он оторвал еще одну полосу от своей рубахи и попытался прочистить рану. – Мы хотим его съесть, а не вылечить! – кричал Ом. – О чем ты думаешь? Ты думаешь, он будет тебе благодарен?

– Он жаждет помощи. – И скоро возжаждет, быть сытым, об этом ты подумал?

– Он трогательно смотрит на меня. – Возможно, никогда прежде не выдел недельный запас пищи бродящий вокруг на двух ногах. Это не было правдой, поразмыслил Ом. Брута таял, как кусок льда, здесь в пустыне. Вот что поддерживало его живым! Парень был двуногим верблюдом. Брута прохрустел в сторону каменной насыпи, жуки и кости рассыпались под его ногами. Валуны образовывали лабиринт полузасыпанных туннелей и пещер. Судя по запаху, лев обитал здесь уже давно, и нездоровилось ему часто. Он некоторое время разглядывал ближайшую пещеру. – Что такого поразительного в львином логове? – сказал Ом. – По-моему то, что в него ведут ступени, сказал Брута.

* * *

Дидактилос ощущал толпу. Она заполняла амбар. – Сколько их тут? – сказал он. – Сотни, сказал Урн. – Они сидят даже на стропилах! И… учитель?

– Да?

– Здесь даже пара священников! И дюжина солдат!

– Не беспокойся, сказал Симони, присоединяясь к ним на импровизированной платформе, сделанной из фиговых бочек. – Они последователи Черепахи, как и вы. Мы находим друзей в самых неожиданных местах!

– Но я не…, беспомощно начал Дидактилос. – Здесь нет ни единого, кто бы не ненавидел Церковь всей душой, сказал Симони. – Но это не…. – Они ждут того, кто их возглавит!

– Но я никогда…. – Я знаю, ты не подведешь. Ты – человек рассудка. Урн, влезь сюда. Здесь кузнец, с которым я хотел тебя познакомить… Дидактилос повернулся лицом к толпе. Он чувствовал горячую, напряженную тишину их взглядов.

* * *

Каждая капля копилась в течении минут. Это гипнотизировало. Брута поймал себя на созерцании каждой развивающейся капли. Было почти невозможно заметить, как она увеличивается, но они увеличивались и капали тысячелетиями. – Ну как? – сказал Ом. Вода просачивается вниз после дождей, сказал Брута. – Она оседает среди камней. Разве боги не знают таких вещей?

– Нам не требуется, – Ом огляделся. – Давай пойдем отсюда. Я ненавижу это место. – Это просто заброшенного святилище. Здесь ничего нет. – Это я и имею ввиду. Песок и булыжники наполовину засыпали его. Свет просачивался через разбитую крышу высоко вверху на скат, по которому они сползли вниз. Бруте было интересно, сколькие из выветренных скал в пустыне некогда были строениями. Это должно было быть огромным, наверное величественной башней. А потом пришла пустыня.

* * *

Здесь не было нашептывающих голосов. Даже маленькие боги держались подальше от заброшенных святилищ, по той же причине, по которой люди избегают кладбищ. Единственным звуком было случайное бульканье капли. Капли падали в мелкую лужицу перед тем, что выглядело, как алтарь. На всем пути от лужицы до круглой дыры в плитах пола, которая казалась бездонной, вода проточила канавку. Здесь было несколько статуй, все опрокинуты; они были грубых пропорций, какие-либо детали отсутствовали, каждая напоминала детскую игрушку из глины, высеченную в граните. Далекие стены некогда были покрыты каким-то барельефом, но он повсюду искрошился, за исключением нескольких мест, где остались странные рисунки, большей частью состоящие из щупалец. – Кто были те люди, что здесь жили? – сказал Брута. – Не знаю. – Какому богу они поклонялись?

– Не знаю. – Статуи сделаны из гранита, но гранита по близости нет. – Значит, они были очень набожны. Они тащили его всю дорогу. – И алтарный камень покрыт канавками. – А, исключительн о набожны. Это чтобы могла стечь кровь. – Ты правда думаешь, что они совершали человеческие жертвоприношения?

– Я не знаю! Я хочу выбраться отсюда!

– Почему? Здесь есть вода и прохладно… – Потому… здесь жил бог. Могучий бог. Его почитали тысячи. Я это чувствую. Понимаешь? Это излучают стены. Великий Бог. Сильна была его власть и величественны его слова. Армии шли во имя его, и грабили, и убивали. Так то. А теперь никто, ни ты, ни я, ни один даже не знает, что это был за бог, ни его имени, или на что он был похож. Львы пьют в святых местах, и те маленькие юркие твари о восьми ногах, одна около твоей ноги, как их там бишь, та, что с усами, ползают по алтарю. Теперь ты понимаешь?

– Нет. – сказал Брута. – Ты не боишься смерти? Ты же человек!

Брута обмозговал это. В нескольких футах, Ворбис молча смотрел на лоскуток неба. – Он проснулся. Он просто не разговаривает. – Какая разница? Я не спрашивал тебя о нем. – Знаешь… иногда… на работах в катакомбах… это такое место, где не можешь помочь… В смысле, все эти черепа и прочее… и Книга говорит… – И в этом вы все, сказал Ом с ноткой горького триумфа в голосе. – Вы не знаете. Неопределенность, вот что не дает всем посходить с ума. Чувство, что все еще может наладиться, в конце то концов. Но с богами не так. Мы знаем. Ты знаешь историю о воробье, летящем через комнату?

– Нет. – Все ее знают. – Не я. – Что жизнь – это воробей, летящий через комнату? Что снаружи нет ничего, кроме темноты? И что он летит через комнату, и это всего лишь мгновение тепла и света?

– Там есть открытые окна? – сказал Брута. – Ты можешь себе представить, что значить быть этим воробьем, и знать о темноте? Знать, что потом будет нечего вспомнить, никогда, кроме мгновения света?

– Нет. – Нет. Конечно, ты не можешь. Но вот на что это похоже, быть богом. А это место… это морг. Брута оглядел это старое, полутемное святилище. – А… ты знаешь, на что похоже быть человеком?

Голова Ома на мгновение втянулась под панцирь, ближайший эквивалент пожатия плечами, который он мог проделать. – По сравнению с богом? Просто. Рождаешься. Подчиняешься нескольким правилам. Делаешь то, что велят. Умираешь. Тебя забывают. Брута взглянул на него. – Что- нибудь не так?

Брута встряхнул головой. Потом встал и подошел к Ворбису. Дьякон пил воду из чашки ладоней Бруты. Но что-то в нем оставалось выключенным. Он ходил, он пил, он дышал. Или что-то ходило, пило, дышало. Его тело. Его темные глаза открылись, но казалось, он смотрит на что-то, чего Брута не видел. Не было ощущения, что кто-то смотрит сквозь эти глаза. Брута был уверен, что если бы он ушел, Ворбис сидел бы на расколотых плитах до тех пор, пока мягко-мягко не повалился бы на них. Тело Ворбиса присутствовало, но местоположение его мыслей было бы, пожалуй, невозможно отметить ни на одном нормальном атласе. Только это и было, здесь и сейчас, и вдруг Брута почувствовал себя таким одиноким, что даже Ворбис был хорошей компанией. – Почему ты с ним возишься? Он убил тысячи людей!

– Да, но, возможно, он думал, что ты этого хочешь. – Я никогда не говорил, что этого хочу. – Тебе нет дела, сказал Брута. – Но Я… – Заткнись!

Рот Ома открылся в изумлении. – Ты мог помочь людям, сказал Брута. – Но ты только и делал, что топотал по окрестностям, ревел и пытался их запугать. Как… как человек, ударяющий мула палкой. Но люди вроде Ворбиса сделали палку такой хорошей, что мул и умирает, веря в нее. – Это иносказание трудно понять сразу, кисло сказал Ом. – Я говорю о реальной жизни!

– Это не моя вина, что люди неправильно… – Твоя! Должна быть твоей! Раз уж ты загадил людские мысли потому, что хотел, что бы они в тебя верили, все, что они совершают, все – твоя вина!

Брута поглядел на черепаху, а потом зашагал в сторону груды булыжника,