последовало тело. Человек поднялся, откинул капюшон, заговорщически улыбнулся Бруте, прижал палец к губам и вдруг, без предупреждения, бросился на него, явно лелея некий злой умысел.
Брута покатился по булыжникам и, увидев блеснувший металл, в отчаянии вскинул руки. Блеск ножа на солнце был ярким и каким-то… окончательным.
– Стой!
– Почему это? Мы же договорились: в первую очередь убиваем жрецов!
– Только не этого!
Брута рискнул посмотреть в сторону. Вторая появившаяся из-под земли фигура тоже была облачена в грязную рясу, но прическу ежиком не узнать было нельзя.
– Бедн? – попытался произнести Брута.
– А ну, заткнись, – велел второй человек, прижав лезвие ножа к горлу Бруты.
– Брута? – покачал головой Бедн. – Ты жив?
Брута перевел взгляд на человека с ножом, как бы говоря, что лично он в этом совсем не уверен.
– Все в порядке, – махнул рукой Бедн.
– В порядке? Он же жрец.
– Но он на нашей стороне. Верно, Брута?
Брута попытался кивнуть. «Я готов встать на сторону кого угодно, – горько подумал он. – Но было бы крайне приятно, если бы хоть кто-нибудь для разнообразия оказался на моей».
Рука исчезла с его губ, но нож у горла остался. Обычно медлительные мысли Бруты заструились, словно ртуть.
– Черепаха Движется? – рискнул произнести он.
Нож тоже исчез, хоть и с явной неохотой.
– Я ему не верю! – рявкнул мужчина. – Давай хоть в дыру его запихнем, что ли?
– Брута – один из нас, – повторил Бедн.
– Все правильно, – подтвердил Брута. – Только из вас – это из кого?
Бедн наклонился чуть ближе.
– Как твоя память?
– К сожалению, в порядке.
– Отлично. Ты теперь, главное, ни во что не лезь… что бы ни случилось. Помни о Черепахе. Впрочем, да, ты же ничего не забываешь.
– А что должно случиться?
Бедн похлопал его по плечу. Брута невольно вспомнил о Ворбисе. Дьякон, которого никогда не интересовали обычные человеческие чувства, любил касаться людей руками.
– Тебе этого лучше не знать, – промолвил Бедн.
– А я и так не знаю.
– Вот и ладненько. Продолжай не знать дальше.
Плотный мужчина указал ножом на уходившие в скалу тоннели.
– Мы идем или нет? – осведомился он.
Бедн побежал за ним следом, но вдруг остановился и обернулся.
– Ты тут поосторожнее, – предупредил он. – Нам очень нужно то, что у тебя в голове!
Брута проводил их взглядом.
– Мне оно тоже не помешает, – пробормотал юноша.
Он снова остался один.
Но потом вдруг подумал: «Погодите-ка. Я вовсе не обязан оставаться один. В конце концов, я – епископ. И по крайней мере, я могу посмотреть на церемонию. Ом исчез, близится конец света. Почему бы не полюбоваться, как оно все будет?»
Шлепая сандалиями, Брута направился к Месту Сетований.
Слоны, они же офицеры, они же епископы, двигаются по диагонали. Поэтому часто оказываются там, где короли их не ждут.
– Идиот! Не ходи
Солнце висело высоко в небесах. Можно даже сказать, оно уже клонилось к закату – если верить теории Дидактилоса о скорости света, но в вопросах относительности огромное значение имеет точка зрения наблюдателя. С точки зрения Ома, солнце было золотистым шаром, приколоченным посреди жаркого оранжевого неба.
Он поднялся по очередному склону и уставился слезящимся глазом на далекую Цитадель. Мысленно он слышал язвительные насмешки мелких богов.
Мелкие божества не любят потерпевших поражение богов. Ой как не любят. Они чувствуют себя обманутыми. Падшие боги напоминают им о смертности.
Его изгонят в самое сердце пустыни, и никто туда никогда не придет. Никогда. До самого конца света.
Бог неуютно поежился в своем панцире.
Бедн и Фергмен беспечно шагали по тоннелям Цитадели, причем беспечность их была настолько очевидной, что не могла не привлечь к себе пристального и острого, как наконечник стрелы, внимания, если бы хоть кто-нибудь проявил к ним интерес. Но здесь сновали только те, кто был занят совершенно необходимыми и жизненно важными делами. Кроме того, не рекомендуется слишком пристально смотреть на стражников, потому что они могут точно так же посмотреть в ответ.
Симони сказал, что Бедн сам вызвался на это задание. Вот только Бедн этого что-то не припоминал. Сержант знал, как пройти в Цитадель, – здесь все верно. Бедн был знаком с гидравликой. Превосходно. И вот он уже идет, позвякивая инструментами на поясе, по сухим тоннелям. Логическая связь тут явно была, но установил ее кто-то другой.
Фергмен завернул за угол и остановился у большой решетки, поднимающейся до самого потолка. Решетка была очень ржавой. Когда-то здесь стояла дверь, на что указывали остатки петель на каменной стене. Бедн присмотрелся и увидел за решеткой тускло блестевшие трубы.
– Эврика! – воскликнул он.
– Собираешься принять ванну? – спросил Фергмен.
– Ты, главное, следи, чтобы никто не пришел.
Бедн выбрал короткий ломик и вставил его между решеткой и каменной стеной. «Дайте мне фут хорошей стали и стену, о которую можно опереться… ногой… – Решетка со скрипом пошла вперед и выскочила из стены с глухим звуком. – И я изменю мир».
Он вошел в длинное, темное, сырое помещение и даже присвистнул от восхищения.
Здесь никто ничего не обслуживал в течение – ну сколько нужно времени, чтобы железные петли превратились в рассыпающуюся ржавчину? – а все по-прежнему работало!
Огромные, сделанные из свинца и железа ковши и переплетение огромных труб…
Вот оно, дыхание Господа.
Вероятно, последнего человека, который знал, как здесь все работает, замучили до смерти много лет назад. Или сразу же после того, как было закончено строительство. Убийство создателя было традиционным методом патентной защиты.
Вот – рычаги, а
