Юноша опустил взгляд.
– Правда?
– Да.
– Просто задумался. Мое имя… оно не подходит к этой музыке.
– А кстати, что оно значит на нормальном языке? – спросил Золто.
– Весь мой род носит фамилию
Он немного подождал, но его товарищи, чьи предки больше знали о видах камней, нежели о флоре Плоского мира, никак не отреагировали.
– Падуб – это каменный дуб, – продолжал Дион. – Только они растут в Лламедосе, все остальное гниет.
– Не хочу тебя обижать, – встрял новоявленный Утес, – но, по-моему, Дион Селин звучит как-то…
– Мои родители рассказывали мне, что в детстве я очень любил петь. Особенно по ночам. И всех будил… – задумчиво сказал Дион. – Будил… Буди… Бадди?
– Бадди? – сказал Золто. – По-моему, это еще хуже, чем Утес.
– А мне кажется, – возразил юноша, – звучит очень даже неплохо.
Золто пожал плечами и достал из кармана горсть монет.
– У нас осталось чуть больше четырех долларов, – возвестил он. – И я знаю, как мы должны с ними поступить.
– Мы отложим их. Чтобы заплатить членский взнос Гильдии Музыкантов, – догадался новоиспеченный Бадди.
Золто задумчиво уставился в пространство.
– Нет, – возразил он. – Мы еще плохо звучим. То есть все было здорово, очень…
Золто снова смерил Бадди, урожденного Диона, пронзительным взглядом.
– Ты в курсе, что тебя всего колотит? – осведомился он. – Ты ерзаешь на стуле, словно у тебя в штанах муравьи.
– Не могу удержаться. – Он очень хотел спать, но ритм не отпускал его, бился у него в голове.
– Я тоже заметил, – сказал Утес. – Когда мы шли сюда, ты все время подпрыгивал. – Он заглянул под стол. – И ты отбиваешь ритм ногами.
– И постоянно щелкаешь пальцами, – добавил Золто.
– Не могу не думать о музыке, – признался Бадди. – Ты прав. Нам нужен… – Он забарабанил пальцами по столу. – Звук, похожий на… пам-пам-пам-Пам-пам…
– Ты имеешь в виду клавишные?
– Клавишные?
– В Опере, на другом берегу реки, есть одна новомодная штука, пианино называется… – задумчиво произнес Золто.
– Да, но она не подходит для нашей музыки, – покачал головой Утес. – На пианинах обычно играют всякие толстые мужики в напудренных париках.
– Я полагаю, – сказал Золто, украдкой бросив взгляд на Бадди, – Ди… Бадди как-нибудь приспособит его для нас. Решено, нам нужно пианино.
– Я слышал, эта штуковина стоит целых четыреста долларов, – ответил Утес. – Тут никаких зубов не хватит.
– Я не имел в виду «купить», – ухмыльнулся Золто. – Мы его… позаимствуем. На время.
– Это называется воровством, – сказал Утес.
– Совсем нет, – горячо возразил гном. – Мы же вернем его. Сразу как закончим.
– О, тогда все в порядке.
Поскольку Бадди не был ни барабанщиком, ни троллем, он сразу уловил в доводах Золто некий логический изъян. И всего несколько недель назад он бы честно сказал, что обо всем этом думает. Но тогда он был странствующим бардом, играющим на друидских жертвоприношениях, примерным пареньком, который не пил, не ругался и не водился с дурными компаниями.
А сейчас ему позарез нужно было это пианино. Да, звук будет в самый раз.
Он щелкал пальцами в такт свои мыслям.
– Но у нас некому на нем играть, – напомнил Утес.
– Вы достаете пианино, а я – пианиста, – пообещал Золто.
Они то и дело посматривали на гитару.
Волшебники в полном составе прибыли к органу. Воздух вокруг инструмента вибрировал и колыхался.
– Что за жуткий шум! – закричал профессор современного руносложения.
– Не знаю! – крикнул в ответ декан. – А музычка ничего, запоминается!
Синие искры бегали по трубам органа. У пульта управления всей содрогающейся конструкции восседал библиотекарь.
– А кто качает мехи? – заорал главный философ.
Чудакулли заглянул за орган. Рукоятка насоса опускалась и поднималась без посторонней помощи.
– Этого я не потерплю, – пробормотал он. – Где угодно, но не в моем Университете. Это ХУЖЕ
Он поднял арбалет и выпустил стрелу прямо в главные мехи.
Раздался продолжительный визг в тональности ля, после чего орган взорвался.
События следующих нескольких секунд были воссозданы во время обсуждения в магической, где обычно собирались преподаватели, чтобы выпить чего-нибудь покрепче или, в случае казначея, теплого молока.
Профессор современного руносложения клялся и божился, что шестидесятичетырехфутовая труба-грависсима улетела в небо на столбе пламени.
Заведующий кафедрой беспредметных изысканий и главный философ сказали, что, когда они нашли библиотекаря, торчащего вверх ногами в фонтане на Саторской площади, далеко за пределами Университета, тот постоянно твердил «у-ук» и глупо улыбался.
Казначей сообщил, что у него на кровати прыгали и резвились обнаженные молодые девушки, но казначей постоянно их видел, особенно если долго не выходил на свежий воздух.
Один декан ничего не сказал.
Его глаза остекленели.
Искры бегали по волосам.
Он думал о том, разрешат ли ему выкрасить спальню в черный цвет.
Жизнеизмеритель Диона стоял в центре огромного письменного стола. Смерть Крыс задумчиво расхаживал вокруг и едва слышно попискивал.
Сьюзен тоже смотрела на жизнеизмеритель. Песок в верхней колбе
