парня, а? Посмотри, как он заставил этих засранцев попрыгать! Хотел бы я поучить его сам! Что я говорю! Скорее
Смерть огляделся вокруг.
— О КОМ ТЫ ГОВОРИШЬ?
— Об этом мальчике на помосте, видишь его?
— НЕТ, БОЮСЬ, Я НИКОГО НЕ ВИЖУ ТАМ.
— Что? Глянь, он прямо
— Я ВИЖУ, КАК ДВИГАЮТСЯ ЦВЕТНЫЕ КАТУШКИ…
— Ну, и как ты думаешь, кто их двигает? Я хочу сказать, ты Смерть, так? Я думал ты можешь видеть всех!
Смерть глядел на прыгающие катушки.
— ВСЕХ… КОГО МНЕ СЛЕДУЕТ ВИДЕТЬ, — сказал он. И продолжал глядеть.
— Кхм, — кашлянул Шобланг.
— О. ДА. НА ЧЕМ МЫ ОСТАНОВИЛИСЬ?
— Послушай, если я, э, слишком рано, тогда не мог бы ты…
— ВСЕ, ЧТО СВЕРШИЛОСЬ, ОСТАНЕТСЯ СВЕРШЕННЫМ.
— Что это за философия?
— ЕДИНСТВЕННАЯ, КОТОРАЯ РАБОТАЕТ, — Смерть вынул песочные часы и сверился с ними. — ВИЖУ, ЧТО ПО ЭТОЙ ПРИЧИНЕ, ТЕБЕ НЕ ПОЗВОЛЕНО РЕИНКАРНИРОВАТЬ В ТЕЧЕНИЕ СЕМИДЕСЯТИ ДЕВЯТИ ЛЕТ. У ТЕБЯ ЕСТЬ, ГДЕ ИХ ПРОВЕСТИ?
— Провести? Я
— МОЖЕТ ТЫ СМОЖЕШЬ ПРОТИСНУТЬСЯ В БОЛЕЕ РАННЕЕ РОЖДЕНИЕ?
Шобланг исчез.
В этот вневременной миг Смерть обернулся и посмотрел на зал с гигантскими волчками…
Тихо поскрипывая, меловой цилиндр вновь начал вращаться.
Один за другим стали поворачиваться дубовые Удлинители, собирая нарастающий груз. На этот раз не было визга опор. Они медленно крутились, как старые балерины, туда и обратно, постепенно оборачивая время вокруг себя, как оборачивают его вокруг себя миллионы людей в мире. Их скрип походил на скрип снастей клипера, обходящего Мыс Безнадежности с попутным ветром.
Затем застонали большие каменные колонны, собирая то, с чем не смогли справиться их меньшие собратья. Грохот заглушил скрип, но он был спокойным, контролируемым…
Лю-Цзы опустил руку и выпрямился.
— Чистая работа, — сказал он. — Спасибо всем.
Он обернулся к ошеломленным, тяжело дышащим монахам и, поманив к себе старшего, вынул помятую сигарету из ее апартаментов за ухом и сказал:
— Ну, Рамбут Косорукий, как думаешь, что только что произошло, а?
— Э, ну, была волна, которая прорвала…
— Не-не, после этого, — сказал Лю-Цзы, зажигая спичку о подошву сандалии. — Понимаешь, я думаю,
Монахов Зала Удлинителей нельзя было назвать храмовыми гениями политической мысли. Их работой было следить, смазывать, разбирать, реконструировать и следовать указаниям человека на платформе. Брови Рамбута Косорукого изогнулись.
Лю-Цзы вздохнул.
— Послушай, что, как
Косорукий тут же поднял эту мысль на флагшток своего умственного судна и, послав хвалу небесам, расцвел улыбкой.
— Однако, — сказал Лю-Цзы, подходя ближе и понижая голос. — Я, возможно, скоро загляну сюда, похоже, этому местутребуется хорошая уборка, и если я увижу, что вы, ребята, ничего не делаете и просиживаете штаны во время работы, у нас с вами состоится… разговор.
Улыбка исчезла.
— Да, Дворник.
— Вы должны проверить их всех и понаблюдать за опорами.
— Да, Дворник.
— В таком случае, надеюсь на вашу честность. Мы с юным Лобзангом пойдем. Вы и так много сделали для его обучения.
Он взял непротестующего Лобзанга за руку и повел мимо длинных рядов вращающихся и гудящих Удлинителей прочь из зала. Завеса голубого дыма все еще висела под высоким потолком.
— Истинно говорят: «Можно и пером свалить человека», — бормотал он, пока они двигались по наклонной галерее. — Ты заметил инверсию до того, как это случилось. Я бы отбросил нас назад на целую неделю. По
— Простите, Дворник.
— Простите? Тебе не нужно извиняться. Не знаю, кто ты
— Да, Дворник.
— И еще, — сказал Лю-Цзы, выходя на солнечный свет. — Из-за чего ты так волновался прямо перед тем, как разбуянились Удлинители? Ты почувствовал что-то?
— Не знаю. Я просто ощутил,… что на мгновение все пошло не так.
— Такое случалось прежде?
— Не-ет. Это было немного похоже на то, что случилось в зале Мандалы.
— Ну, не говори об этом больше никому. Многие из наших высокопоставленных сейчас даже не знают, как работают вертушки. Никого они больнее
Галерея привела их в главный храмовый комплекс. По мере того как они приближались к залу Мандалы, вокруг становилось все больше суетящихся людей.