Вор Времени

Мистер Темно-Авокадовый услышал, как маленький голос внутри его головы завопил при мысли об этом, а мистер Белый, тем временем, продолжал:

— Какая еще есть еда?

— Нам известно три тысячи семисот девятнадцать наименований, — сказал мистер Индигово-Фиолетовый, подходя к нему. Он стал экспертом в этом деле. Это была еще одна новинка для Ревизоров. Они никогда не были специалистами. Что знал один, знали все. Знание чего-то, что не было известно другим, отмечало Ревизора, хоть и не в большой степени, печатью индивидуальности. А индивидуальность может умереть. Но еще придать тебе ценности и власти, что означает, что ты не умрешь так легко. Это было непростой задачей, и он, подобно многим другим Ревизорам, уже обзавелся набором лицевых тиков и судорог, пока его разум пытался охватить информацию.

— Наименование первое, — сказал мистер Белый.

— Сыр, — живо отрапортовал мистер Индигово-Фиолетовый. — Это прокисшее коровье молоко.

— Нам нужно немного сыра, — сказал мистер Белый.

Мимо прошли трое Ревизоров.

Сьюзен выглянула из подворотни:

— Ты уверен, что мы идем правильно? — спросила она. — Мы уходим из центра города.

— Именно туда я должен идти, — сказал Лобзанг.

— Хорошо, но мне не нравятся эти узкие улочки. Не люблю прятаться. Я не из тех, кто прячется.

— Да, я заметил.

— Что это за здание впереди?

— Это задняя часть Королевского Музея Искусств. Брод Вей, на другой стороне, — сказал Лобзанг. — Туда нам и надо попасть.

— Ты неплохо знаешь это место для человека из гор.

— Я здесь вырос. Я знаю пять различных способов проникнуть в музей. Я был вором.

— А я могла ходить сквозь стены, — сказала Сьюзен. — А теперь, когда время остановилось, больше не могу. Эта способность почему-то пропала.

— Ты действительно можешь пройти сквозь твердую стену?

— Да. Семейный обычай, — коротко ответила Сьюзен. — Пошли, пройдем через музей. Там и в лучшие времена мало кто двигался.

В Анк-Морпорке вот уже много столетий не было короля, но дворцы всегда выживают. У города может не быть венценосного самодержца, но если под рукой имеется большая комната или стена, она будет переименована в Мемориал Славы Человеческому Духу, не смотря на то, что от монархии давно уже осталось одно воспоминание.

Хотя портретов последнего короля не сохранилось — особенно после того, как ему срубили голову (после этой процедуры слишком хорошо не выглядит даже самый низенький король) — все были согласны, что он собрал несколько весьма неплохих произведений искусства. Даже простые горожане знали толк в работах Каравати, вроде «Трех больших розовых женщин и одного куска газа» или картину Мовайза «Мужчина с большим фиговым листком», кроме ведь город с такой историей как Анк-Морпорк, накапливает кучу всякого артистического мусора и, во избежание захламления улиц, нуждается в своего рода культурном чердаке, где можно все это держать. Поэтому — небольшие издержки на несколько миль красных плюшевых веревок и старичков в униформе, чтобы показывали как пройти к «Трем большим розовым женщинам и одному куску газа» — и Королевский Музей Искусств появился на свет.

Лобзанг и Сьюзен торопливо шли через молчаливые залы. Как и в случае с клубом Фиджетта, было сложно сказать, движется ли здесь время. Но здешним коридорам, в любом случае, было все равно. Монахи в Ой Донге считали это место весьма ценным ресурсом.

Сьюзен остановилась, повернулась к большой картине в позолоченной раме, занимавшей целую стену длинного коридора, и выдохнула:

— Ох…

— Что такое?

— «Битва на Ар-Гаш» Блица, — сказала Сьюзен.

Лобзанг посмотрел на шелушащееся чумазое полотно, покрытое желтым лаком. Цвета на нем растворялись в дюжине оттенков грязи, но кое-где сквозь них все же проглядывало что-то злое и жестокое.

— Это вроде Ад? — спросил он.

— Нет, это древний город Клатча, тысячи лет назад, — сказала Сьюзен. — Но дедушка говорит, что люди превратили его в Ад. Блиц сошел с ума, когда рисовал его.

— Э, у него неплохо получились грозовые облака, — сглотнув, сказал Лобзанг. — Чудный, э, свет…

— Присмотрись, что появляется из них, — сказала Сьюзен.

Лобзанг вгляделся в древние облака и застывшие молнии.

— О, да. Четыре всадника. Вечно их вворачивают…

— Пересчитай еще раз, — сказала Сьюзен.

Лобзанг скосил глаза.

— Тут двое…

— Не глупи, их пя… — начала она и проследила за его взглядом. Он смотрел вовсе не на картину.

Двое Ревизоров бежали прочь по направлению к Фарворовой Комнате.

— Они удирают от нас! — сказал Лобзанг.

Сьюзен схватила его за руку.

— Не совсем, — сказала она. — Им нужно посоветоваться! И чтобы это сделать, им нужен третий! И они вернуться, пошли!

Она втащила его в соседнюю галерею.

На другом ее конце маячили серые фигуры. Убегавшие миновали два покрытых пылью гобелена и нырнули в следующую огромную старую залу.

— О, боги, это же картина с «тремя большими розовыми женщинами и одним… — начал Лобзанг, но его протащили мимо.

— Будь внимательней, ладно? Где-то здесь должна быть дверь! Тут целое море Ревизоров.

— Но это же просто старая картинная галерея! Им здесь нечего делать, ведь так?

Скользнув по мраморным плитам, они остановились. Широкая лестница вела на второй этаж.

— Там мы окажемся в ловушке, — сказал Лобзанг.

— Там есть балконы, — сказала Сьюзен. — Пошли!

Она втащила его по лестнице сквозь арку. И остановилась.

Галерея была разделена на несколько ярусов. Посетители на втором ярусе могли видеть, что происходит на первом. И в данный момент там суетились Ревизоры.

— Какого черта они затеяли на этот раз? — прошептал Лобзанг.

— Думаю, — мрачно сказала Сьюзен. — Они разбираются в Искусстве.

Мисс Оранжевая была раздражена. Ее тело продолжало требовать от нее непонятных вещей, а работа, которую ей вверили, шла из рук вон плохо.

Рама, некогда окружвшая картину Сэра Роберта Плевательницкого «Телега