«Зоке»? Я разве не говорил…
— ЗАТКНИСЬ, — сказал Смерть и кивнул. — ПРИВЕТ, РОННИ. РАД ТЕБЯ ВИДЕТЬ. Я НЕ ЗНАЛ, ПОЯВИШЬСЯ ЛИ ТЫ.
Рука, источающая ледяной дымок, сняла шлем.
— Привет, мальчики, — радостно отозвался Хаос.
— Уф… давно не виделись, — сказал Чума.
Война кашлянул.
— Слыхал, твои дела наладились, — сказал он.
— Да, действительно, — осторожно ответил Ронни. — Будущее за розничной продажей молока и молокопродуктов.
Смерть посмотрел на Ревизоров. Они перестали приближаться и принялись осторожно окружать их.
— Ну, миру всегда будет нужен сыр, — отчаянно проговорил Война. — Ха- ха.
— Похоже, у вас небольшие проблемы, — сказал Ронни.
— Мы сами можем справиться с… — начал Голод.
— НЕТ, НЕ МОЖЕМ, — сказал Смерть. — ВИДИШЬ, РОННИ, КАК СЛОЖИЛИСЬ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА. ВРЕМЕНА ИЗМЕНИЛИСЬ. ПРИМЕШЬ ЛИ ТЫ УЧАСТИЕ В ЭТОМ?
— Эй, мы не обсуждали… — заговорил Голод, но, перехватив взгляд Войны, замолчал.
Ронни Соха надел свой шлем, и Хаос обнажил меч. Он сверкал и, подобно стеклянным часам, выглядел чем-то чуждым этому миру, чем-то много более сложным.
— Один старик сказал мне — век живи, век учись, — сказал он. — Ну, я пожил, и понял, что лезвие меча бесконечно длинно. Я научился делать чертовски хороший йогурт, хотя это не то умение, которое я собираюсь применить сейчас. Ну, что, мальчики, покажем им?
Далеко внизу по улице шло несколько Ревизоров.
— Что это за Правило Первое? — спросил один из них.
— Не важно. Я Правило Первое! — Ревизор с большим молотком замахнулся на них. — Важна только покорность!
Ревизоры в нерешительности наблюдали за молотом. Они уже знали, что такое боль. В течение биллионов лет им не приходилось испытывать ее. Те же, кому пришлось, совсем не жаждали повторения.
— Очень хорошо, — сказал мистер Белый. — Теперь отойдите к…
Из ниоткуда вылетело шоколадное яйцо и разбилось о камни. Толпа Ревизоров подалась вперед, но мистер Белый несколько раз полоснул в воздухе топором.
— Назад! Назад! — закричал он. — Вы, трое! Выясните, кто это сделал! Оно вылетело из-за той кареты! Никому не прикасаться к коричневой субстанции!
Он осторожно приблизился и подобрал большой кусок шоколада, в котором с трудом можно было узнать фигурку улыбающейся утки, покрытой желтой глазурью. Его руки тряслись, а лоб покрылся бисеринками пота, но он отбросил ее в сторону и торжествующе взмахнул топором. Толпа издала коллективный вздох.
— Видите? — закричал он. — Тело может быть преодолено! Видите? Мы
Он опустил руки, увидев, что к нему тащат сопротивляющуюся Гармонию.
— Первопроходец, — сказал он. — Отступница…
Он подошел к пленнице.
— Что же выбрать? — сказал он. — Топор или коричневую субстанцию?
— Это называется шоколад, — резко бросила Гармония. — Я его не ем.
— Посмотрим, — сказал мистер Белый. — Твой компаньон, кажется, предпочел топор!
Он указал на тело Лю-Цзы.
То есть на опустевший участок мостовой, где он был.
Кто-то похлопал его по плечу.
— Почему, — сказал голос у него под ухом. —
Небо над ними начало тлеть голубым пламенем.
Сьюзен бежала по улице к магазину часов.
Она глянула в сторону и увидела, что Лобзанг здесь, бежит рядом с ней. Он был похож на… человека, если не считать, что не многие люди источают голубое сияние.
— Вокруг часов будут серые люди! — крикнул он.
— Пытаются понять, почему они тикают?
— Ха! Да!
— Что ты собираешься делать?
— Разбить их!
— Это разрушит историю!
— И что?
Он протянулся и взял ее за руку. Она почувствовала, как разряд пробежал по ее руке.
— Тебе не нужно открывать дверь! Тебе не надо останавливаться! Просто беги к часам! — сказал он.
— Но…
— Не разговаривай со мной! Мне надо вспомнить!
— Что вспомнить!
— Все!
Мистер Белый развернулся и поднял топор. Но телу нельзя доверять. Оно думает само по себе и когда удивлено, начинает действовать прежде, чем известит об этом мозг. Например, оно может открыть рот.
— А, хорошо, — сказал Лю-Цзы, поднимая сложенную пригоршней ладонь. — Съешь это!
Дверь оказалась не тверже тумана. В мастерской были Ревизоры, но Сьюзен, словно призрак, прошла сквозь них.
Часы сияли. И пока она бежала к ним, они отступали. Пол разворачивался под ее ногами, отодвигая ее назад. Часы мчались к какому-то далекому горизонту. И в то же время делались все больше и прозрачнее, словно то же самое количество часовости старалось захватить как можно больше пространства.
Происходило и еще кое-что. Она моргала, но перед ее глазами не мелькала темнота.
— А, — сказала она самой себе. — Значит, я смотрю не глазами. А чем же еще? Что со мной происходит? Мои руки… выглядят как обычно, но так ли это? Я расту или уменьшаюсь? Я…
— Ты
— Какая? Я чувствую
— Так… так
— Конечно. Каких еще мыслей ты ждал от меня? «О, мои усы и лапы»? Это,