— Не о чем беспокоиться, парень, — уже спокойнее произнес Лю-Цзы. — Ты просто забыл Правило Девятнадцатое. Сдаешься?
— Правило
— «Никогда не забывать Правило Первое», — сказал Лю-Цзы и отпустил его. — И всегда спрашивай себя: как получилось так, что оно было создано первым.
Лю-Цзы поднялся на ноги и продолжил:
— Но ты действовал хорошо, и, учитывая все, я как твой учитель, не колеблясь, приставлю тебя к желтой мантии. Кроме того, — он понизил голос до шепота. — Все, кто сейчас за нами наблюдают, видели, как я поборол Время, а такая строчка неплохо смотрится в резюме, если понимаешь о чем я. Определенно, это прибавит Правилу Первому веса. Позволь предложить тебе руку.
Он наклонился.
Лобзанг уже собирался протянуть ему ладонь, но заколебался. Лю-Цзы вновь улыбнулся и осторожно поднял его.
— Но только один из нас может выйти, Дворник, — сказал Лобзанг, потирая плечи.
— Правда? — сказал Лю-Цзы. — Благородство поступка меняет правило. Черт с ним.
Остатки двери были сметены монахами. Послышался звук, как будто кого-то колошматили резиновым яком.
— … и аббат, я уверен, готов дать тебе мантию, — сказал Лю-Цзы. — И не говори ничего, если он начнет пускать слюни, пожалуйста.
Они покинули доджо и направились к террасе. Каждый человек из Ой Донга следовал за ними. Позже, когда Лю-Цзы предавался воспоминаниям, он говорил, что это была необычная церемония. Аббат вовсе не казался внушающим благоговейный трепет, потому что дети никогда такими не кажутся, они скорее просто срыгнут. Кроме того, Лобзанг был повелителем пучины времени, а аббат повелителем долины, и поэтому уважение здесь двигалось по обоим направлениям.
Правда сама передача мантии вызвала некоторые сложности.
Лобзанг отказался от нее. У Главного Помощника попросили узнать почему, в то время как прибой удивленного шепота омывал толпу.
— Я недостоин, сэр.
— Лю-Цзы объявил, что ты закончил свое ученичество, ваше просвеще… Лобзанг Лудд.
Лобзанг поклонился.
— Тогда я возьму метлу и робу дворника, сэр.
На этот раз прибой напоминал цунами. Он обрушился на толпу. Все головы повернулись. Раздался вздох изумления и пара нервных смешков. А со стороны рядов дворников, которым позволили прервать свою работу, чтобы наблюдать это событие, последовало напряженное, настороженное молчание.
Главный Помощник облизнул внезапно пересохшие губы.
— Но… но… ты олицетворение Времени…
— В этой долине, — твердо сказал Лобзанг. — Я всего лишь дворник.
Главный Помощник обернулся, но подмоги не ожидалось. Остальные главные монахи не желали ввязываться в разросшееся розовое облако этой дилеммы. Аббат просто пускал пузыри и улыбался попечителю знающей улыбкой детей всего мира.
— У нас есть какие-то… уф… мы подносим дворникам… может случайно…? — промямлил Помощник.
Лю-Цзы вышел из-за его спины.
— Может я смогу помочь вам, ваше помощничество? — сказал с выражением пылкого подобострастия на лице, которое было чуждо ему при обычных обстоятельствах.
— Лю-Цзы? А… э… да… э…
— Я могу предоставить практически новенькую робу, сэр, и парень может взять мою старую метлу, если вы подпишите для меня просьбочку взять новую из кладовой, — каждая пора Лю-Цзы источала услужливость.
Главный Помощник, крепко завязнувший в этой топи, ухватился за фразу как за спасательный круг.
— Не будешь ли ты так добр, Лю-Цзы? Так мило с твоей стороны…
Лю-Цзы ринулся выполнять поручение с такой скоростью, что вновь изумил тех, кому казалось, что они хорошо его знают.
Он появился вновь со своей метлой и мантией, сделавшейся тонкой и белой от частых полосканий на речных камнях. Он почтительно передал их Главному Помощнику.
— Э, ух, спасибо, э, это особая церемония для, для, э, для… э… — забормотал он.
— Очень простая, сэр, — сказал Лю-Цзы, продолжая излучать рвение. — Формулировка свободная, сэр, но обычно говориться как: «Вот твоя роба, следи за ней, это собственность монастыря», сэр, а потом с метлой: «Вот тебе метла, обращайся с ней хорошо, она твой друг и ты будешь оштрафован, если потеряешь ее, запомни, они на деревьях не растут», сэр.
— Э, хм, уф, — пробурчал Главный Помощник. — А аббат…?
— О, нет, аббат ничего не вручает дворнику, — сказал Лобзанг быстро.
— Лю-Цзы, кто это, хм, делает, уф,…
— Обычно, это делает главный дворник, ваше помощничество.
— О? И, э, если такой счастливый случай представился, э, может
Лю-Цзы отвесил поклон.
— О,
Для Главного Помощника эти слова были так же приятны, как вид приближающейся суши для барахтающегося в приливной волне. Он маниакально заулыбался.
— Я рад, я рад, я рад, тогда, может, если ты будешь так добр, э, тогда, э,…
— Рад стараться, сэр, — Лю-Цзы развернулся. — Прямо сейчас, сэр?
— О, пожалуйста, да!
— Хорошо. Подойди, Лобзанг Лудд!
— Да, Дворник!
Лю-Цзы протянул ему изношенную робу и пожилую метлу.
— Метла! Роба! Не потеряй, мы деньги не печатаем! — провозгласил он.
— Благодарю вас, — сказал Лобзанг. — Это большая честь для меня.
Лобзанг поклонился. Лю-Цзы поклонился. И когда их головы оказались на одной высоте, Лю-Цзы прошипел:
— Очень удивлен.
— Благодарю.
— Довольно загадочно все это, особенно место со скрижалями, и граничит с самодовольством. Не пытайся повторить это!
— Не буду.
Оба выпрямились.
— И, э, что теперь? — сказал Главный Помощник. Он понимал, что для него все кончено. Ничего уже не будет таким как раньше.
