многих других вещах. Одной из них была «газета».
Блуз выглядел гордым и обеспокоенным переменой, и постоянно нервничал. Полли осторожно посматривала на него, потому как он разговаривал с человеком, вошедшим следом за иконографистом. На нем была кожаная куртка и бриджи для верховой езды, и большую часть времени он записывал что-то в свой блокнот, изредка озадачено посматривая на отряд. Наконец, Маледикт, чей слух был лучше, чем у остальных, подошел от своего местечка у стены к рекрутам.
— Итак, — произнес он, понизив голос, — это все немного запутано, но… кто-нибудь из вас раньше слышал про газеты?
— Да, мой второй кужен Игорь иж Анк-Морпорка рашкажывал мне об этом, — отозвался Игорь. — Это вроде правительштвенных шообщений.
— Эм… вроде того. Только не от правительства, а от простых людей, которые записывают происходящее, — ответил Маледикт.
— Как дневник? — спросила Тонк.
— Эм… нет…
Маледикт попытался объяснить. Они попытались понять. И все равно ничего не выходило. Это больше походило на представление кукольного театра. Во всяком случае, как можно верить написанному? Полли совершенно не верила памфлету «От Матерей Борогравии!», а это ведь было написано правительством. А если нельзя верить правительству, тогда кому можно?
Почти всем, если подумать…
— Мистер де Слов работает в газете в Анк-Морпорке, — продолжал Маледикт. — Он говорит, что мы проигрываем. Он говорит, что раненых все больше и больше, солдаты дезертируют, а простые жители скрываются в горах.
— П-почему мы должны ему верить? — спросила Уоззи.
— Ну, мы и сами видели раненых и беженцев, а капрал Страппи не появлялся с тех пор, как услышал, что он отправится на фронт, — ответил Маледикт. — Прости, но все же это так. Мы сами все видели.
— Да, но он просто человек из другой страны. Зачем г-герцогине лгать нам? То есть, зачем ей нужна наша смерть? — не унималась Уоззи. — Она присм-матривает за нами!
— Все говорят, что мы побеждаем, — с сомнением произнесла Тонк. По лицу Уоззи текли слезы.
— Нет, не говорят, — ответила Полли. — Да и я так не думаю.
— А кто-нибудь верит в это? — спросил Маледикт. Полли перевела взгляд с одного лица на другое.
— Но такие слова… это ведь все равно, что предательство герцогини, так ведь? — продолжала Уоззи. — Это ведь распространение Тревоги и Уныния, так?
— А может, мы должны быть встревожены, — предположил Маледикт. — Вы знаете, почему он здесь? Он ездит вокруг и пишет про войну для своей газеты. Он встретил этих кавалеристов там, выше по дороге. В нашей стране! И они сказали ему, что здесь последние рекруты Борогравии, и они всего лишь, э, «кучка хлипких мальчишек». Они сказали, что захватят нас ради нашего же блага, а он сможет сделать картинку для своих новостей. Он мог бы показать всем, насколько все ужасно, говорили они, и что нас соскребли с самого дна.
— Да, но мы их победили, и это озадачило его! — злобно ухмыльнулась Тонк. — Так что, теперь нечего записывать, а?
— Эм… не совсем. Он говорит, что так даже лучше!
— Лучше? На чьей он стороне?
— Все немного запутано. Он приехал из Анк-Морпорка, но он не совсем на их стороне. Э… Отто Шрик, тот, что делает картинки…
— Вампир? Он рассыпался в прах, когда вспыхнул свет! — перебила его Полли. — А потом он… вернулся!
— Ну, в это время я стоял за Карборундом, — ответил Маледикт. — Но я знаю, как это работает. У него, наверное, был маленький флакончик с к… кр… кра… нет, я смогу это произнести… кровью. — Oн вздохнул. — Вот! Никаких проблем. Маленький флакончик… того, что я сказал… который разбился о землю и собрал прах воедино. Отличная идея. — Улыбка получилась вымученной. — Кажется, он действительно очень серьезно относится к своему делу. В общем, он сказал, что де Слов просто пытается найти правду. А потом он записывает ее и продает всем желающим прочесть.
— И ему это позволяют? — спросила Полли.
— Похоже на то. Отто говорит, что раз в неделю он выводит из себя командора Ваймса, но, в общем-то, ничего не происходит.
— Ваймс? Мясник?
— Отто говорит, что он герцог. Но не такой, как наши. Отто говорит, что никогда не видел, чтобы тот кого-нибудь зарезал. А он ведь из Черных Лент, как и я. И он не будет врать товарищу. Еще он говорит, что картинку, которую он сделал, отправят из ближайшей щелкающей башни в Анк-Морпорк сегодня же. А завтра она уже будет в газете! А еще они и здесь издают такую же!
— Разве можно передавать по ним картинки? — спросила Полли. — Я знаю людей, которые их видели. Это ведь просто куча коробок в башне, и все они постоянно щелкают!
— А, Отто и это мне объяснил, — ответил Маледикт. — Очень хитроумно все устроено.
— И как же они работают?
— Ну, я не понял, что он говорил. Все дело было в… цифрах. Но все звучало довольно-таки здраво. В любом случае, де Слов сказал лей… руперту, что новость о том, как кучка мальчишек захватила в плен опытных солдат, заставит людей задуматься над этим!
Они робко переглянулись.
— Ну, нам просто немного повезло, и ведь у нас был Карборунд, — произнесла Тонк.
— А я смухлевал, — добавила Полли. — Ну, во второй раз ведь не получится.
— Ну и что? — отозвался Маледикт. — Мы это сделали. Все мы! В следующий раз мы придумаем что-нибудь еще!
— Точно! — кивнула Тонк. И в этот момент они были способны на все. И длилось это… всего лишь мгновение.
— Но ничего не сработает, — произнесла Шафти. — Нам просто повезло. Ты знаешь, что ничего не выйдет, Маледикт. Вы все знаете это, так ведь?
— Ну, я ведь не говорю, что мы смогли бы, ну, понимаете, захватить весь полк сразу, — ответил Маледикт. — И лей… руперт хиловат. Но мы сможем повлиять хоть на что-нибудь. Старик Джекрам знает, что делает…
— Черт возьми, я вовсе не жестокий человек… хрясть! — хмыкнула Тонк, и потом последовало… точно, хихиканье. Отряд, поняла Полли, действительно хихикал.
— Нет, не жестокий, — отрезала Шафти. — Никто из нас, так ведь? Потому что мы девушки.
За ее словами последовала гробовая тишина.
— Ну, точно не Карборунд и Оззи, — продолжила она, будто бы тишина вытягивала слова прямо из нее. — И я не уверена насчет Маледикта и Игоря. Но я знаю, что остальные — девушки. Я еще не разучилась видеть, и слышать, и думать. Так?
В тишине раздался медленный гул, как бывает перед словами Карборунда.
— Если вам будет легче, — и голос зазвучал более песчано, — на самом деле, меня зовут Нефрития.
Полли почувствовала их вопросительные взгляды. Разумеется, ей было стыдно. Но вовсе не по очевидным причинам. Дело было в том маленьком уроке, который жизнь иногда
