— Ага, — радостно встрепенулся «татарин». — Все есть, все доброе, все дорогое. А мы из Болгарии, мил человек. И дед мой болгаром был, и прадед болгаром, и у прапрадеда улус аккурат по Вятке кочевал… Приезжай к нам, мил человек, дорогим гостем будешь!
— Не знаю, — вздохнул Олег. — Может, и приеду, это как повезет.
После долгих торгов и переговоров за полгривны серебра Середин выбрал темно-вишневую рубаху из шелка, длиной до колен, со странной застежкой от плеча вниз почти до соска, но зато с коралловыми пуговицами, в пару к ней взял атласную косоворотку с высоким стоячим воротником, вышитым зелеными нитями. Вместо джинсов он приобрел иссиня-черные шаровары из мягкого войлока, с сатиновой подкладкой и толстым шелковым шнурком-завязкой вместо резинки. В качестве подарка болгарин дал ему еще и широкий атласный кушак в цвет косоворотки.
Пользуясь случаем, Олег прошелся по рынку и купил также большую медвежью шкуру, похожую на ту, в которой так сладко посапывал по ночам Глеб Микитич, а также соль с перцем — эту приправу так и продавали, уже перемешанную. И кстати, именно она и оказалась самой дорогой из покупок.
Теперь, запасшись всем необходимым, ведун почувствовал себя готовым путешествовать еще хоть целый год.
Вернувшись к детинцу, он искупался с причала перед баней, переоделся во все новое и в таком виде отправился в смотровую башню.
— Это ты ведун будешь? — поднял голову какой-то малец лет десяти, нахально спавший на его месте.
— Я, — скинул вещи поверх седла Середин.
— Тогда пошли, князь тебя сыскать повелел. С самого утра кличет.
— Странно, — удивился ведун. — Отсюда до Меглинского озера не меньше пяти дней пути, и обратно столько же. Рано вроде еще. Впрочем, пошли. Там узнаем.
К удивлению Середина, мальчишка повел его не вниз, в покои, а наверх, на смотровую площадку башни. Олесь Русланович стоял здесь, вглядываясь в озерный горизонт, рядом замер одетый в кольчугу и остроконечный шлем ратник. Слева от люка, прикрытая меховым плащом, сидела в кресле бледная женщина.
— Это ты, ведун? — не оборачиваясь, спросил князь.
— Я, — подтвердил Олег.
— Видел я, как ты у причала дрызгался. Понял, водяных не боишься, мелких мест не держишься… — Князь повел плечами, развернулся. — Значит, ты ведун, сказываешь? Тогда у меня поручение к тебе есть, важное. Супруга моя, Беремира, захворала вдруг от болезни неведомой. Боюсь, отравить ее кто-то попытался али порчу напустил. Весь вечер вчера веселилась, за играми молодыми наблюдая, а сегодня после рассветной еды вдруг от боли сама не своя стала.
Правитель Белоозера прикусил губу.
— Вестимо, свадьбу кто-то расстроить желает. Посему о болезни милой моей никому ни слова!
— А почему я? — не понял Середин. — У вас, что, своих знахарей нет?
— Лечили ужо знахари. И отвары давали от колик в животе, и заговоры читали. Вроде даже легче становилось. Но как только к любой пище Беремира притронется — так сразу от боли страдает. Будто колдун какой ее и вовсе со свету сжить пытается, голодом уморить. Волхв наш, вещий Ругун, уже жертву Сварогу и Хорсу принес, повелел супругу мою на солнце вынести, дабы богам открыть. Но не помогают они пока. Вот про тебя и вспомнил.
Князь подошел к жене, наклонился, поцеловал ей руку:
— Потерпи, милая. Девочку нашу к руке вести пора. А ты, — повернулся он к Середину, — лечи!
Олесь Русланович торопливо побежал вниз по лестнице. Ратник, облегченно вздохнув, слегка расслабился, но продолжал внимательно оглядывать горизонт.
«Это я попал…» — понял Олег. Ведун учил их умению рубиться в строю и поодиночке, учил ставить защитные заговоры и привлекать удачу, учил бороться с нечистой силой и управлять собственной энергетикой. Но он никогда не занимался медициной. Лечить, по слухам, еще лечил — но учиться этому мастерству всегда посылал в медучилище.
— Налей мне вина, ведун, — хрипло попросила женщина. — Хоть не так чувствовать буду.
Середин кивнул, наклонился к расстеленному на полу вышитому полотенцу, на котором стояла небольшая деревянная кружка, глиняный кувшин, лежали на деревянном подносе несколько небольших копченых форелей. Он наполнил кружку, повернулся к княгине.
— Да, благодарю, — протянула она руку. — Давай скорее, а то мочи нет. — Княгиня поморщилась, мотнула головой: — Скажи, ведун, я умру?
— А где болит?
— Живот весь, как углем горящим засыпан.
— Ну-ка, постой… — Олег вернул кружку обратно на полотенце, присел перед женщиной, протянул руку.
— Не смей! — отпихнула ведуна княгиня. — Вон, с девками незамужними балуй, а меня не трожь!
— Как же? — не понял Середин. — Я же как лекарь!
— Вот как знахарь и лечи! А руками чужую жену не лапай!
— Вот те… Ква! — в сердцах высказался ведун. — Как же я болезнь определю, если не осмотрю, не прощупаю?
— Я те дам, посмотрю… — Женщина закрутила головой, что-то ища, но, на серединское счастье, ничего подходящего не обнаружила.
— До руки хоть дотронуться можно?
— До руки ладно… — смилостивилась больная, выложив на подлокотник украшенные перстнями пальцы.
Олег опустился рядом на колени, положил свою ладонь сверху, опустил голову и закрыл глаза…
«Невозможно налить родниковой воды в чашу, полную кваса, — нередко говаривал Ворон. — Чтобы набрать воды, вначале нужно вылить квас. Так и с душой. Если хочешь полноценно ощущать окружающий мир, сперва нужно очистить душу. Ни о чем не вспоминать, не думать, не гадать. Нужно стать ничем — и просто впустить мир в себя».
Именно так он и поступил: перестал гадать о своем будущем, о будущем всех тех, с кем успел познакомиться в этом мире, о способах лечения этой, еще не старой с виду, женщины и о том, сможет ли вещий Аскорун дать ответ на вопрос излишне действенного заклинания. Просто ни о чем не думать — не поддерживать своим вниманием влетающие непонятно откуда в сферу сознания мысли и даже не провожать их взглядом, когда они начинают обиженно таять в тоскливом одиночестве.
Сознание ведуна наполнилось пустотой — и в нее, в эту пустоту, стала вливаться энергетика существа, оказавшегося с ним в плотном контакте, а потому невольно переплетшего с Олегом свою ауру. Он испытал страх, зябкость, острую жалость к себе из-за расставания с дочерью и сильнейшую боль, которая, словно прачка мокрое белье, скручивала внутренности.
Серегин часто задышал от боли, но, вовремя спохватившись, что она чужая, отстранился. Колоть стало меньше. Он отстранился еще, и еще — от источника страданий остался только маленький огонек, который затаился в животе, всего лишь небольшая точка. Нет, не точка — источник болезни чуть вытянут… Он совсем маленький. И это не желудок, это чуть ниже…
— Поджелудочная железа! — Ведун резко отпустил руку женщины, вскочил, прошелся вдоль каменных зубцов, восстанавливая дыхание… Да, еще два-три таких сеанса, и чужие болячки начнут застревать в его энергетике, а потом и в организме…
— Ладно, пустое, — тряхнул головой Олег. Итак, что он знал о поджелудочной железе? Ее иногда удаляют. Значит, болезнь не смертельна. Железа выделяет инсулин,
