может — просто не хватило.
Свадебный обоз выполз из ворот Белоозера только после полудня, когда Середин уже начал подумывать об обеде. Не менее двухсот всадников, причем многие женщины тоже сидели в седле, столько же тяжело нагруженных повозок, десятки вьючных коней — видимо, везущих хрупкие предметы, которые от тряски могли попортиться. Ратники принялись ловить пасшихся под стенами лошадей, подниматься в седло, расхватывать составленные в пирамиду рогатины.
Олег верхом сел первым, потому как не поленился спутать кобылке ноги. Дождался, пока прочие воины соберутся вокруг него. К передовому отряду подъехал Валах:
— Заждались, молодцы? Ну, теперь точно пора. В путь! — И поскакал впереди всех по дороге. Он промчался метров триста и там перевел коня на медленный шаг.
— Мы больше не торопимся? — нагнал его Олег.
— А, ведун, — кивнул воевода. — Нет, мы и так скачем слишком быстро. Обозные повозки завсегда тащатся ленивее калики перехожего. Как бы не отстали.
— Кстати, Валах, — оглянулся на тянущийся позади обоз ведун. — Ты сказывал, у тебя всего сорок мечей.
— Так и есть, — кивнул воевода Поганый. — Два десятка с нами, еще два позади идут. Остальные ратные — то гости да стража их. Посему об обозе особо и не пекусь. Мне главное — засеку вовремя заметить, коли кто воровским образом напасть замыслит. Дабы нежданного налета не получилось. Ну, и ты смотри, ведун. Кабы морока кто не напустил, глаза не отвел.
— Не отведут, — пообещал Середин.
Он ехал первым. Простоволосый, в расстегнутой на груди косухе, открывающей красную переливчатую рубаху; на поясе болталась сабля, у задней луки седла — так, чтобы достать одним движением руки — щит с толстой стальной окантовкой. Чуть поотстав от него, покачивались в седлах ратники — все в кольчугах, в островерхих шлемах, на самых кончиках которых болтались красные кожаные кисточки. Длинные рогатины с тяжелыми наконечниками смотрели остриями в небо, а ветер весело играл с подвязанными под острой сталью разноцветными тряпочными и нитяными кисточками. В эти мгновения трудно было представить, что украшения эти роль имеют сугубо утилитарную: кровь впитывать, дабы по ратовищу не растеклась и скользким его не сделала.
Между тем, на голубом небе сияло теплое летнее солнце, шелестела листва на вытянувшихся вдоль дороги дубах, мягко опускались в утоптанную глину копыта.
Вологодский тракт был широким, хорошо накатанным — не то что устюжский путь. Да оно и не удивительно. Ведь воды Белого озера, лежащего почти рядом с Онегой, текли в далекое Каспийское море. А Вологда-река, находящаяся всего в полусотне верст от столицы Белозерского княжества, — она текла в море Белое, на север. Чтобы попасть из одного близкого города в другой по воде, ладьи нужно тащить через волок. А при таком расстоянии уж проще товар сразу на подводу уложить и посуху довести. Что удивляло Середина — так это то, что в сам Ростов молодые на ладье не поплыли. Вроде Ростов где-то рядом с Волгой стоит — наверняка, и протока есть до самого города. Может, из-за коней? На Руси, как известно, воины пешими не ходят. И, учитывая количество приезжавших в Белоозеро ратников, всех нужных им лошадей ни на какую ладью не погрузить. Ни трюмов, ни палуб не хватит.
— Давай-ка ходу наддадим, ведун, — неожиданно предложил воевода, подъехав к Середину. Под легким бирюзово-синим плащом зловеще зашелестела кольчуга.
— Зачем?
— Место для ночлега выберем. Поезд у нас большой, места ему много надо. Просто так, где сумерки застанут, не остановишься. Мыслю я, верст десять обоз еще пройдет.
— Поехали, — согласился Олег, пнул пятками гнедую.
Малый отряд закованной в железо ростовской рати перешел на рысь.
Что было сказочно приятно на Вологодском тракте, так это густой ельник, вскоре обступивший путников по сторонам. Никаких тебе оврагов, никаких болот. Воздух сухой и свежий, пахнущий лечебной зубной пастой; дорога прочная, не чавкает водой, не покачивается под копытами, норовя утонуть в бездонных топях. Если и встречались ручьи — то чистые, прозрачные, весело струящиеся по песчаному дну. Единственную встреченную речку всадники преодолели с ходу, проскакав на рысях через брод и оставив висеть в воздухе радужное облако из поднятых копытами брызг. Потом, миновав сосновый бор, дорога вывернула к широкому лугу, раскинувшемуся на берегу озера.
— Пеньковское, — представил водоем воевода. — Хорошее место. Что скажешь, ведун?
— Хорошее… — Олег проехался по густой траве, остановился над застарелым кострищем. Все вокруг выглядело тихо и спокойно, крест оставался холодным, никаких признаков неестественности. Все было прекрасно… Слишком прекрасно. Даже как-то приторно прекрасно. — …но мне не нравится, Валах.
— Почему? — подъехал к нему ближе ростовский воевода.
— Не то здесь что-то…
— Может, лешаки собрались? Колдун окрест поселился? Берегини ушли? Русалки в озере заскучали? Болотник завелся? — принялся требовательно расспрашивать Поганый.
— Да нету тут никого из злых сил, воевода, — мотнул головой Олег.
— Тогда почему?
— Не знаю, — пожал плечами Середин. — Предчувствие у меня нехорошее…
— Здесь, ведун, на три версты окрест более ни единой прогалины не найти, — нахмурился Валах. — Чтобы такое удобное место бросить, надобно повесомее опасность назвать.
— Слушай, воевода, — повысил голос Олег. — Ты моего мнения спросил? Я тебе ответил! Что ты теперь хочешь — врать меня заставить. Не нравится мне это место! А дальше сам думай. Хочешь — дальше поезжай, хочешь — стражу усиливай.
— Ладно, темная душа, — спрыгнул на землю ростовчанин. — Будем считать, ты меня упредил, я тебя не послушал. — Он повернулся к ратникам: — Слезай, ребята. Берите топоры, бегите в лес, дрова для костров готовьте. А коней мы с ведуном напоим.
К тому времени, когда на дороге показались первые повозки, вдоль берега было выложено несколько десятков длинных сухостоин — пилить, видимо, желающим предлагалось самим — и три высокие, в рост, кучи валежника. Обоз, выкатившись на поле, выстроился большой двойной подковой, открытой стороной прижатой к озеру. Слуги и стражники — поди разбери, все одеты почти одинаково — привычно стали распрягать повозки, ставить палатки, отгонять лошадей к лесу. Копытные, как известно, имеют дурную привычку ходить прямо под себя и ступать копытами куда придется — потому, хочешь не хочешь, а пасти их приходится в стороне от основного лагеря.
Впрочем, кони были не в обиде. Застоявшиеся в конюшнях, они вырывались в поле, словно пленники фашистских застенков на свободу — громко ржали, носились наперегонки, падали на землю и кувыркались в траве, помахивая в воздухе тонкими ногами. Насмотревшись на это зрелище, Середин, привычно спутавший ноги своей гнедой, решил было тоже отпустить ее порезвиться, но не успел:
— Я тебя, что, каждый раз искать должна? — остановилась рядом Верея, одетая теперь на татарский манер: тонкие шерстяные шаровары, полупрозрачная рубашка, войлочная, шитая серебряной нитью, курточка, платок из светлого шелка, который удерживался на голове темным ободком, украшенным тремя изумрудами, и закрывал лицо до самых глаз. — Али забыл, как палатка моя выглядит? И чего это ты тут шкуру расстелил? Скажи еще, тут спать собрался, меня мерзнуть в одиночестве решил бросить?
— А ты мне говорила, что тоже из Белоозера уезжаешь?! — попытался парировать Середин.
— Значит, — чуть не зашипела красавица, — ты думал, я остаюсь? Собрался уехать, даже не попрощавшись?
Она оглянулась по сторонам:
