– Ох, мое козырное колечко. Дай поносить. В последний раз. Один разок, а?
С этими словами Бульба бросился на Фёдора, пытаясь сорвать кольцо.
Фёдор сделал шаг в сторону и навстречу, приседая на правое колено. Резко выпрямившись, он встретил старика хорошо поставленным прямым в голову на противоходе – в глазах Бульбы поселилась вселенская скука, и он пыльным мешком осел на пол.
Мгновением позже по его щекам в три ручья хлынули пьяные слёзы и сопли.
– Блин, допился окончательно, спаси господи, и вообще на твоем месте должен был быть я. Я тоже хочу новые кроссовки, красный галстук, саблю, барабан и щенка бульдога!
Через пару минут он успокоился и, с помощью Фёдора поднявшись с пола, принялся снова копаться в вещмешке.
– Ну что еще могу предложить. Пистолет ТТ – он же тульский Токарев, сегодня один. Извини, очень быстро разбирают.
– А откуда все это? – Фёдор несколько раз нажал курок, прогрохотали выстрелы, осыпалось оконное стекло, в ушах поплыл неприятный звон.
– Эхо войны…
Две смутно различимые фигуры, разными тропинками скользнувшие прочь от дома агента Смита, не могли не слышать ночных выстрелов, но им было сейчас не до этого. Избегая освещенных перекрестков, прижимаясь к стенам домов, где можно было оставаться в тени, они пробирались через весь город, пока наконец их маршруты не пересеклись на старом заброшенном кладбище.
Двое стояли среди освещенных только луной могильных плит и надгробий. Один из ночных «гостей» кладбища заговорил голосом агента Смита:
– Удачное место ты для стрелки выбрал, Агpoном. Слушай сюда. Не выгорит у вас дельце – твои проблемы. А вот если доберётесь до этой долбаной горы первыми, тогда забирай мою дочу и из барахлишка чего. Но! На жилплощадь не рассчитывай. Она тут не прописана. Да и все равно тебе, бомжу, по закону прописку не получить. Так что давай. Вперёд и с песней.
Было видно, кок второй «гость», внимательно слушавший собеседника, покачал головой:
– Ты не шелести почем зря!!! Может быть, меня даже наградят. Посмертно… – Он не успел договорить, его поспешно оборвали:
– Ты тут не засиживайся. У нас ещё три таких группы заслано – все, разговор окончен, уходи первым, а я пойду кружным путем.
Глава седьмая.
А НЕ ПОШЛИ БЫ ВЫ В… ПОХОД
Лучше гор могут быть только бабы,
на которых еще не бывал.
До рассвета было еще с полчаса, когда на заднем дворе дома, выстроившись в шеренгу по росту, стояли перед агентом Смитом все девять членов команды. Поскрипывая ладными хромовыми сапожками, агент Смит прохаживался перед фронтом туда и обратно, похлопывая по голенищам щегольским стеком:
– Запомните,– ткнул он стеком в грудь Чуку,– дисциплинка и ещё раз дисциплинка. В районе ожидается эпидемия лошадиного бешенства. Из лужи не пить, всякую гадость с земли не жрать. Помните – мы не бабы, что попало в рот не тянем!!! И ещё! – Он оглядел всех собравшихся.– Фёдор у вас за начальника, а Пендальф будет при нём комиссаром. Вопросы есть? Вопросов нет.
Пендальф вышел из строя, ласково окинул взглядом шеренгу и обратился ко всем:
– Ну, пошли, залётные.
Шеренга маршем двинулась к воротам, и только Фёдор остался стоять. Поймав вопросительный взгляд Пендальфа, он откашлялся и спросил:
– Пендальф, а что, кто-то из наших уже залетел?
Новоиспеченный комиссар аж крякнул от удовольствия:
– Кажись, да… Шагай давай!
За воротами отряд удивительно ловко перестроился в колонну по двое и, затянув по команде песню «У солдата выходной – пуговицы в ряд», бойким маршем вышел из города.
Восьмью часами позже отряд расположился на привале в какой-то холмистой местности. Развалившийся у костра Гиви принялся тщательно полировать свою гордость. Боевой топор, естественно – чем еще мог гордиться гном-недомерок? При желании топором уже можно было делать операции по микрохирургии глаза, но гордый житель гор все еще старательно «тюнинговал» свой девайс.
Лагавас некоторое время с нескрываемым удивлением смотрел за Гиви, но потом, порывшись, достал из своего багажа бережно завернутый в тряпочку раритетный чугунный утюг. Развернул, подышал на рукоятку, протер рукавом, придирчиво осмотрел со всех сторон.
По правому боку утюжка вились дреенеэльфийские руны: «Внучеку от бабушки в день совершеннолетия». Разворошив половину костра, Лагавас пополнил утюг угольями и принялся тщательно наглаживать «стрелки» на оперении своих стрел.
Откровенно скучавший Баралгин разложил на земле кусок холста, достал песочные часы, завязал глаза старым носком и принялся собирать-разбирать АКМ на время. Подошедший к нему неслышными шагами Пендальф аккуратно положил среди деталей какую-то штампованную металлическую хрень из кармана, усмехнулся в усы и отошел в сторону, принявшись с независимым видом рассматривать что-то на горизонте.
– Пойдём прямо и прямо, пока не упрёмся. Там будет роща, в ней грибов красных – навалом. Если попрёт, сдадим грибы барыгам местным, денег поднимем!
Старик прислушался к происходящему за спиной – Баралгин тихо свирепел и что-то крайне недовольно бухтел себе под нос. Пендальф, весьма довольный своей шуткой, решил остаться и приглядеть за происходящим дальше.
Тем временем чуть поодаль от костра раздухарившийся Агроном учил Чука и Гека фехтованию на мечах. Сеня и Фёдор предпочли благоразумно отказаться от предложенного учения, особенно после того, как Агроном гордо заявил, что проповедует школу фехтования «Заходящий сзади». Чук и Гек попросту пропустили это замечание между ушей, и вскоре их щенячья радость сменилась явным неудовольствием, Агроном порядком замотал карапузов.
– Ать-два, ать-два. Зеер гут. Шевели копытами.
Мерин Гек, уже получивший пару внушительных синяков на заднице, огрызнулся:
– Жену свою учи, понял?
– Ладно, ловкач, счас получишь своих… – Чук явно переоценивал свои возможности, каждый раз бросаясь на Агронома в лобовую.
Гиви наскучила картина «учебного боя», он поднялся с валуна, на котором сидел, и направился к Пендальфу, который всё ещё делал вид, что всматривается за горизонт.
Тихо напевая себе под нос, он прошел мимо бившегося в припадке ярости Баралгина. Тот вертел в руках лишнюю деталь и полуразобранный АКМ, но ток и не снял повязку. Гиви был слишком увлечен своей песней и слишком мало понимал в огнестрельном оружии, чтобы проявить хоть какой-то интерес к мучениям компаньона.