Но на сей раз ищи не ищи, а Его Величество похитрей кого прочего оказался. Все дыры заткнул! Все щели законопатил!
Правда, третий помощник второго повара говорил, будто бы видел, как подъехали к дворцу ни много ни мало, а тридцать две закрытых кареты без гербов и прочих знаков. И какие-то неведомые люди в сопровождении телохранителей короля, этих-то бестий в полумасках… так вот, эти неведомые люди — много! — проникли во дворец.
Тут, конечно, было бы над чем при задуматься, когда б не то, что третий помощник второго повара — враль несусветный… да и никто ведь этих людей не видел. Не могли же они раствориться в воздухе! Это господа могут чего-то не знать, не замечать — но чтобы слуги не заметили?! И потом, аж тридцать две кареты — это уж слишком!
Верховный Жрец Аргелла, высокий, красивый старик, долго и тягомотно призывал благодать на головы новобрачных. Роади молчал, с неприязнью глядя на зануду-жреца и призывая на его голову все проклятия, какие только мог измыслить. Впрочем, Боги в равной степени безразлично отнеслись к молитвам как одного, так и другого. На голову Верховного Жреца не упала потолочная каменная балка, а на голову Роади не плюхнулась никакая особая благодать — во всяком разе, если и плюхнулась (простите, снизошла), то Роади ее не ощутил. Храм запомнился ему только тем, что за время венчания никаких покушений не произошло. А еще тем, что теперь он уже с полным правом при всех мог поцеловать свою жену — тоже немаловажно, если вдуматься. Что же до остальных обрядов, то они с Оанхиль их уже выполнили и продолжают выполнять, вовсе не нуждаясь в дурацких советах и благостных улыбочках жреца.
Впрочем, церемонии такого рода хороши тем, что они кончаются. Закончилась и эта.
Покидая Храм, вместе с теперь уже законной супругой, Роади боялся вновь услышать пение стрел — но крыша Храма была пуста. То ли закончились у неведомого садовника его ядовитые цветы, то ли работники подустали.
Так что обратный путь прошел без каких бы то ни было препятствий. Роади милостиво отпустил отряд храмовой стражи, смиренно молившейся за молодых, и удостоился короткого, но злобного взгляда его начальника — впрочем, взгляд прятался под такой порцией славословий и прочей гадости, что его почти и видно-то не было.
Королевская чета, сопровождаемая множеством знатнейших вельмож Аргелла, вступила в пиршественную залу, которую по приказу короля готовили так долго и так тщательно — и недаром ведь готовили! Было же на что посмотреть!
И все вельможи королевства стояли и смотрели.
Потому что было на что посмотреть.
Было.
Имелось у покойного короля Лимеа паскудное обыкновение. Отправив кого- нибудь в темницу или на казнь, он всякий раз приказывал сохранить его гербовое кресло. А гербовое кресло — это, знаете ли, штука для вельможества крайне необходимая. Их светлостям да сиятельствам без такого кресла ну никак нельзя. Вельможи ведь люди гордые, они на абы какой стул не сядут. Им подавай мебель с их личным гербом, девизом и прочими регалиями, дабы никакого осквернения высокородной задницы не произошло. И, разумеется, во дворце короля всегда был полный набор таких кресел. Полный — и для живых, и для мертвых, и для заточенных, и для пропавших безвестно. Пустующие места несчастных служили злобным напоминанием остальным: гляди, мол, и помни, какая судьба тебя может постигнуть, если ты хоть слово поперек вякнешь!
Страшным было правление короля Лимеа — и все же мало что навевало такой ужас, как зияние пустых кресел за пиршественным столом — пустых кресел, которых становилось все больше и больше с каждым пиром. Никто и помыслить не мог, что людям вновь придется увидеть пустые гербовые кресла. И где — на свадебном пиру молодого короля!
Вельможи молчали, тараща глаза. Прошлое — казалось, так надежно похороненное! — взломало гроб, разрыло могильную землю и высунуло наружу нагло ухмыляющийся череп.
Кое-кто, приметив, что кресла-то еще те, прежние, что от времен Лимеа остались, презрительно усмехался — дескать, никого-то еще щенок не казнил, так чужими казнями стращаешь! Напугал один такой! Но большинство смотрели на молодого короля с откровенным ужасом. Худшей пакости судьба устроить не могла бы, хоть она целую вечность старайся — променять сумасшедшего тирана на вполне разумную сволочь! Это сейчас он никого казнить не станет, свадьба как- никак — а вот уважит традиции, и тогда… что тогда начнется, лучше не думать. Тут, господа, неподалеку монастырь был. Хороший. Что, все еще стоит? А вы мой родовой герб не подержите? Да-да, и меч тоже! Вот спасибо! Век буду Богов молить. Да-да, именно молить. А чем еще в монастыре заниматься? Да бросьте вы, этого разве монастырь удержит! Это вам не высокородный Лимеа. Такой отовсюду добудет. Не побоится рук запачкать. Было бы что пачкать. У-у, недокормыш худородный! Такие-то пуще всякого другого лютуют. Ох, лихие времена настают. Говорил я вам! Зря все эти покушения! Покушались овцы на волка, да он их всех слопал!
А еще всех напугало ледяное равнодушие королевы. Ей Роади рассказал, конечно же, о своей задумке с креслами — иначе она вряд ли смогла бы спокойно созерцать то, от чего у нее темнело в глазах на любом пиру ее отца; видеть весь тот ужас, который ушел со смертью старого короля, созерцать его воскрешенным — да вдобавок по мановению царственной руки ее любимого супруга. Однако она созерцала — и в глазах напуганных вельмож выглядела таким же чудовищем.
А вокруг царственной четы стояло пять телохранителей в полумасках. Пять телохранителей, в воинской доблести которых всем присутствующим довелось убедиться совсем недавно, ну вот только что. Они стояли, молча скрестив руки на груди, и вовсе не выглядели угрожающе — но все знали, что стоит только королю шевельнуть пальцем… впрочем, король не торопился шевелить пальцами. Видно, хотел все-таки соблюсти традиции.
— Прошу всех садиться! — повелел Роади и сел.
Рядом с ним величественно опустилась в кресло Оанхиль.
— Откуда столько печали на лицах? — продолжил король. — Я надеюсь, вы не перепутали свадьбу с поминками?
«Мы-то не перепутали!» — молчали придворные — но кто из них осмелился бы произнести такое вслух? Сегодня, конечно, свадьба — но кто сказал, что завтра с утра пораньше так уж хорошо помирать?
На лицах вельмож появились вымученно-кривые улыбки.
— Если б мне кто сказал, что они достают их из карманов и приклеивают наподобие фальшивых бород, я бы поверил! — сам себе пробормотал Роади — однако Оанхиль услышала его и негромко фыркнула со смеха.
— Я думаю, вы все заметили, что стульев несколько больше, чем гостей, — непринужденно продолжил он вслух. — Жалко, что я король и не могу неприлично выражаться на собственной свадьбе — а то бы я объяснил, что это не потому, что я решил, будто у кого-то из вас несколько задниц!
С перепугу кто-то не сдержался и хихикнул нервным фальцетом. Король посмотрел на него с интересом. Несчастный потерял сознание и сполз под стол — а что ему еще оставалось?
— Нет, — как ни в чем ни бывало продолжил Роади. — Дело в другом. Просто король не может приступить к своему свадебному пиру в отсутствие своих маршалов. Традиция, понимаете ли… Да и неудобно как-то. Невежливо.
Король махнул рукой — и двое его телохранителей направились в дальний угол зала. Только сейчас высокородные вельможи заметили, что угол тот отделен от остального зала плотной занавесью. Быть может, они и раньше углядели бы… если б хоть кто-то из них смог обратить внимание хоть на что-нибудь, кроме угрожающе пустых гербовых кресел.
Телохранители сорвали занавесь.
