— Да, мэм. В Судане вертолет «красного креста» аварийно сел посреди здорового минного поля. А в вертолете была какая-то международная шишка. Ну, я вывел оттуда этих ребят, и шишку тоже, вот меня и обзвездили. Конечно, я был только за. Хоть это и не «Медаль почета», но чтобы вешать девчонкам лапшу на уши, тоже годится… Извините, мэм.
— Вы всегда шутите, Пауэл?
— Да, мэм. Особенно, если дело совсем дрянь. У меня эти шутки вроде как нервный тик.
— Понятно… — сказала она, — Нолан Брайан, а вы что ответите?
Нолан выпрямился во весь рост.
— О чем, судья? — спросил он, — о разнице между вооруженным противником и мирным жителем? По-моему, дело не в оружии, которое стреляет. Дело в той штуке, которой взводят мозги тех, кто стреляет. Чем я отличаюсь от исламистов, которые в 2001 году таранили башни на Манхэттене?
— Чем? — спросила Идоиро.
— Сейчас — тем, что задал себе этот вопрос. А три недели назад — не знаю. Ведь три недели назад я бы выполнил тот приказ.
— А сейчас выполнили бы?
— Нет, но что это меняет? Дик правильно сказал про вчерашний поезд.
— Ладно, — сказала она, — Другой вопрос. Вы готовы были убить двух беременных женщин просто потому, что вам это приказали, или была еще какая-то причина?
— Была, — ответил Нолан, — Нам сказали, что эти женщины, вернее, питекантропы, которые должны родиться, это носители смертельного вируса. Вроде живой фабрики биооружия. Нормальный человек ни на минуту бы в это не поверил, но у меня тогда не было и мысли, чтобы как-то критически на все это посмотреть. И раньше так происходило много раз.
— Вы имеете в виду ваши предыдущие задания, связанные с убийствами некомбатантов?
— Да, судья. Именно это.
— То есть, вы были уверены, что совершая эти убийства, защищаете свою страну?
— Да. Или гражданских лиц, которым угрожает опасность, как было в Уганде.
— Там вы действительно защищали гражданских лиц, и сражались против вооруженных сил военной хунты, — заметила Идоиро.
— Да. Мы отвлекали силы полковника Мбобу, пока «голубые каски» перевозили беженцев по восточному шоссе в Кению. Но это не важно. Если бы нам наврали и про беженцев, и про хунту, мы бы все равно сражались. Мы верили всему, что нам говорят.
— С этим мне все ясно. Скажите, почему ваша жена хочет, чтобы вас расстреляли?
— У нас не сложились отношения, а развод для нее невозможен по религиозным причинам. Вот если я умру, тогда другое дело.
— Вы так спокойно об этом говорите…
— Да. Я же солдат, мне не привыкать.
Идоиро кивнула и повернулась к следующему обвиняемому.
— Хобарт Освальд, вас характеризуют, как человека с хорошими способностями аналитика. Вы понимали, что вам лгут про носителей вируса?
— Да, мэм. Но я считал, что есть какая-то другая причина, по которой необходимо сделать то, что нам поручили.
— Какая может быть причина, по которой необходимо убить двух беременных женщин?
— Не знаю. Ведь по какой-то причине в Хиросиме убили 100 тысяч человек сразу. Там были и беременные женщины, и женщины с маленькими детьми. Это война.
— Вы считаете, что на войне допустимо любое убийство?
— Нет, мэм. Но во все времена так считают политики, а нас никто не спрашивает.
— Но вас же никто не заставлял участвовать в этом, — сказала судья Идоиро.
— В этом все участвуют, — возразил Хобарт, — Налогоплательшики дают деньги, на эти деньги делается оружие, его дают в руки солдату, и он убивает тех, на кого ему укажут политики, которых выбрали налогоплательщики.
— Но ведь от человека зависит, идти убивать или нет.
— Наверное, вы правы, мэм. Только почему-то на эту работу всегда находятся желающие. Я вот хотел выбиться в люди, и пошел в морскую пехоту. А как еще, если у меня ничего не было, кроме рук и головы? Потом, вроде, сообразил: что-то здесь не так, но у меня уже семья. Ее кормить надо. А тут все-таки хорошие деньги платят. Можно было бы пойти на завод, на стройку, или баранку крутить. Но денежную работу не вдруг найдешь, а хочется, чтобы у детей что-то было. Не дело же из поколения в поколение нищету плодить.
— То есть, — заключила она, — виновато общество, а не вы.
— Нет, мэм. Я такого не говорил. Я вам просто объясняю, как все получилось. А что я сам сделал, за то сам и отвечу. К стенке, значит, к стенке. Как не крути, а семью я обеспечил. Читали в газетах, наверное. За это и умереть не обидно.
Идоиро вздохнула, покачала головой и, пометив еще что-то в компьютере, обратилась к лейтенанту спецназа.
— Нэд Шойо, вам предстояло на месте отдать своему подразделению приказ на убийство некомбатантов. Вы бы отдали этот приказ, если бы узнали, что история командования про носителей вирусов является ложью?
— Да.
— А своим людям вы бы сообщили, что эта история — ложь?
— Нет.
— Почему?
— Эта информация могла посеять в их душах сомнение. Командир не должен допускать, чтобы бойцы теряли уверенность в своей правоте.
— Скажите, а что, если бы при высадке на Тероа, командование изменила бы ваше задание на противоположное? Например, поручило бы вам не убить этих женщин, а защитить их от группы боевиков «Исламского джихада».
— Я не понял вашего вопроса, — сказал Шойо.
— Вы бы стали выполнять новое задание вместо старого, к которому готовились?
— Да.
— А как бы вы объяснили это бойцам подразделения?
— Никак. В боевой обстановке приказ отдается кратко и четко.
— А если бы боевиков было в 10 раз больше, чем ваших людей?
Шойо хищно улыбнулся.
— На шоссе Кампала-Накуру нас было 16 против угандийского мотострелкового батальона, численностью до 550. Мы задержали их на 2 часа. Задание было выполнено. Мы потеряли 4 бойцов. Нас взяли в плен только после того, как мы исчерпали весь боезапас.
— После этой операции вас перевели из спецназа морской пехоты в спецназ NCTC?
— Меня и 11 моих парней, — уточнил он, и, через пару секунд, добавил, — Мы не получили пополнения. Мы и так были достаточно сильны. Еще 2 бойцов мы потеряли в Cудане. И еще 4 в секретных операциях, о которых я не имею права говорить. Остальные здесь.
— Вам не кажется, что из вас сделали смертников? — спросила Идоиро.
— Солдат должен быть готов с честью умереть за свою страну, — ответил Шойо.
Валле Идоиро с досадой махнула рукой, посмотрела на экран ноутбука, не требуют ли коллеги разъяснения еще каких-то вопросов, и сообщила:
— Суд считает полученную информацию достаточной, чтобы вынести решение по этому делу. Решение будет объявлено в течение получаса. Я прошу соблюдать тишину, пока я провожу соответствующие консультации.
С этими словами, она нацепила наушники для конференц-связи и минут 20 все слышали только щелканье клавиш и ее отдельные реплики в ходе разговора с остальными судьями. Затем она бросила наушники на стол, распечатала коротенький текст и зачитала:
