— Джерри, я тебя не обидела? — осторожно спросила Абинэ.
— Ты меня озадачила, — ответил он, — Я пытаюсь сформулировать смысл своих действий за последний год в твоих терминах, а это, оказывается, не так просто.
— Ничего сложного, коллега — подал голос док Рау, — вы хотели, чтобы мир стал другим. Это довольно обычное желание для деятельных людей. Правда, далеко не всем удается так преуспеть в этом, как вам.
— Вы хотите сказать, что я сильно изменил мир?
— Не то, чтобы сильно, но достаточно заметно.
— Вот как? Интересно, в какую сторону? В лучшую или в худшую?
— В ту, в которую хотели, — ответил великий тахуна.
— Гм… Не уверен, что в начале этой истории, я имел в виду именно то, что получилось.
— А что вы имели в виду?
— Ну… — задумчиво протянул Винсмарт, — … Оно как-то все само получилось.
— Джерри следовал Дао, — Абинэ хихикнула, — это самое беспроигрышное дело. И я что-то не поняла, мужчины, мы тут собрались жрать, или философствовать?
— И то, и другое, — сказал док Рау, и уверенно цапнув пальцами кусок прямо с углей, стал подбрасывать его в воздух, чтобы остудить. Остальные, не будучи уверены, что смогут повторить этот фокус, осмотрительно воспользовались бамбуковыми палочками.
Едва они успели разделаться каждый со своим куском, как с террасы раздался громкий призыв Тавохаги.
— Эй, вам там не надоело бездельничать? Идите-ка сюда, и захватите с собой вино, надо попробовать, что вы там такое пьете. И рыбу, пожалуй, тоже принесите, хотя ты, Абинэ, совсем неправильно ее готовишь, я все видела.
Винсмарт был уверен, что от такого шума дети непременно должны проснуться, но не тут-то было. Все четверо спокойно продолжали спать в подвесных люльках. Вероятно, они воспринимали Тавохаги, как некое имманентно-шумное, но позитивное явление окружающей природы (наряду с TV и стиральной машиной).
От этих размышлений его оторвал чувствительный хлопок по спине.
— Док Джерри, ты ведь в этих штуках разбираешься, — сказала Тавохаги (хлопок по спине был ее излюбленным способом привлечь внимание собеседника), — надоел мне что-то этот столичный канал. Может, найдешь что-нибудь повеселее?
Не имея ни малейшего представления о том, что тетя Таво считает веселым, Винсмарт переключил ноутбук на флог «Galaxy police», раздел «Самые прикольные конкурсы». В данный момент разыгрывался приз в номинации «самое прикольное жилье». Шли ролики домов на заброшенных маяках, на корпусах кораблей, севших на рифы в прошлом веке, и даже на кокосовых пальмах (наподобие птичьих гнезд). Были дома в виде перевернутых пирамид, в виде наклонных бубликов на коралловых полях, и даже жилой лифт в зоне высоких приливов, где дом стоит на суше только 2/3 суток, а остальное время дрейфует.
Тема понравилась. Тавохаги проворчала что-то одобрительное, выяснила у Абинэ как тут голосовать, после чего отправила всех троих обратно на берег, проводив словами: «идите, бездельничайте дальше, все равно, толку от вас…».
— Вы, кажется, грозились ответить на мои вопросы, коллега, — напомнил Винсмарт.
— Это довольно просто, — заметил Рау, — вы в очередной раз продали человечеству новые возможности за новые страхи. В этом суть любых технологических инноваций общества, начиная с изобретения земледелия где-то 10 тысяч лет назад.
— Неолитическая пищевая революция, — вставила Абинэ.
— Верно. Эта революция дала прямо-таки магический источник пищи, но не бесплатно…
— Еще бы, — согласился док Джерри, — землю надо обрабатывать…
— Не в этом дело, — сказал Рау, — оседлое земледелие, по сравнению с собирательством и охотой, сказочно легкий способ добывать еду. Цена в другом: возникает страх неурожая, страх захвата твоей земли врагами, страх относительной бедности, долгов, и провала на социальное дно, до положения батрака или раба.
— Карл Маркс, — снова вставила Абинэ, — Производительные силы, производственные отношения, неравенство, классовая борьба…
— Это было только начало, — перебил великий тахуна, — вслед за земледелием, человечество купило силу тепловых машин, электричество, ядерную энергию. Оно получило доступ к невиданному богатству, и заплатило за это паническим страхом перед новой мировой войной, революцией, тотальным террором, всеобщим уничтожением. Затем, человечество купило компьютеры, робототехнику и научно-техническую революцию. Это был ключик уже не к огромному, а к фантастическому богатству, превосходящему все мечты прошлых поколений. Но и цена была соответствующей: страх превращения людей в домашний скот информационных машин, названный «страхом «Матрицы» в честь фильма 1999 года, где в будущем показаны люди, ставшие бессловесной пищей для суперкомпьютерной сети.
Абинэ презрительно фыркнула и стала разравнивать угли для новой порции тунца.
— Психоз обосравшегося обывателя, — сообщила она, — я еще понимаю, страх пред атомной бомбой. Реальная штука. Но бояться собственного компьютера…
— Не компьютера, — возразил Рау, — а потери контроля. Общество начинает управляться уже не людьми, а машинами, у которых не человеческие цели.
— Ой-ой-ой, — издевательски произнесла она, — как будто эти обыватели в XX веке чем-то управляли. Щас. Да их в двух мировых войнах гнали на бойню миллионами, и они даже не мычали. А теперь компьютера испугались, надо же. Да никакой супергений не сможет сделать компьютер даже в половину такой мудацкий, как их собственные оффи!
— Я говорю не о материальной реальности, — напомнил Рау, — а о социальной реальности тех стран, которые условно называются «развитым Западом». Она вся соткана из фобий и мифологем. Одна из этих мифологем — антигуманная суть научно-технического прогресса, а соответствующая фобия — это «страх «Матрицы», а шире — футурофобия, страх перед техногенным будущим, база консервативного движения «за старое доброе прошлое».
— Это понятно, — сказал Винсмарт, — Но я-то что продал этому несчастному запуганному цивилизованному человечеству?
Док Рау сделал паузу, чтобы прикурить сигару, и сообщил:
— Вы, коллега, продали ему ключик от абсолютного здоровья и технического бессмертия. А ценой стал страх полного, мгновенного исчезновения человечества. Без всяких бомб и матриц. Как по мановению волшебной палочки: пуфф — и нету.
— Вы имеете в виду нанооружие? — уточнил док Джерри, — наноботы, разрушающие тело человека так, как медицинские наноботы разрушают тела микроорганизмов? Но я тут и рядом не стоял, это военные разработки, к тому же, бесперспективные, поскольку…
— Да нет, — перебил Рау, — вы, как Абинэ, замыкаетесь на материальной реальности, а тут чисто философский вопрос из нематериальной области. В до-винсмартовскую эпоху…
— Ну, это уж слишком! — перебил Джерри.
— Хорошо, в до-эректусовую эпоху, человек был священной коровой, венцом творения, царем природы и высшей формой всего на свете. Тут приходите вы, коллега, со своими наноботами и техникой клонирования, и человек становится просто разновидностью обезьянки. А любая обезьянка — разновидностью биологической машинки. А любая биологическая машинка — разновидностью машинки, которая строится по программе, причем программу можно взять готовую и поправить, а можно новую придумать.
— Да ладно вам, — возразила Абинэ, — док Джерри, конечно великий ученый, но все это придумали Уотсон и Крик лет этак за полста до него.
— Дело не в том, кто придумал, — пояснил Рау, — а в том, кто сделал это, как говорил твой любимый Маркс «объективной реальностью, данной нам в ощущениях».
— Это говорил не Маркс, а Ленин, — поправила она, — но не суть. Я все равно не понимаю: что такого страшного с людьми случилось из-за реализации того, что уже полвека знают даже школьники?
