корчить из себя героя без страха и упрека. Тебе не к лицу. Свечу нашел?
– А что мне к лицу? Нашел.
– Высечь искру, зажечь свечу и поговорить со мной. Спокойно, вдумчиво и рассудительно.
Берельм последовал совету гостя, что касалось его первой части. То есть почиркал огнивом по кремню, раздул трут и зажег свечу.
– Чудненько, – прокомментировал его действия незнакомец. – Теперь берем табурет и садимся. И, ради Триединого, не делай резких движений.
Мошенник уселся, развернулся лицом к говорившему.
Его собеседником оказался мужчина лет сорока с легкой сединой в волосах и чеканными чертами лица. Серый камзол, высокие кавалерийские сапоги и затертый плащ – ничем не примечательная внешность. Больше всего похож на ветерана конного полка, выслужившего пенсию по возрасту. На поясе у странного гостя висел длинный корд и… Больше никакого заметного оружия он не имел.
– Да-да, – кивнул незнакомец в ответ на удивленный взгляд Берельма. – В нашем деле главное – намекнуть. А остальные ужасы человек додумает сам. А ты расслабься, расслабься. Даже если успеешь достать нож, то воспользоваться им я тебе не дам.
Он стоял спокойно, но Берельм вдруг осознал с пугающей ясностью, что сопротивляться бесполезно. Сорокопут – птица хищная и беспощадная к мелким пичугам и лягушкам, но против ястреба-тетеревятника в открытом бою не выстоит. Вот так и он. Обмануть купца или банкира – это одно, а вступить в схватку с опытным и уверенным в себе бойцом – совсем другое. Уж лучше сразу в окно прыгнуть.
– Вот и правильно. Вот и молодец, – словно прочитал его мысли незваный гость. – Я всегда был уверен в твоем благоразумии, Берельм Ловкач. Ведь так тебя зовут?
– Если я скажу «нет», ты же все равно не поверишь.
– Конечно. Если я иду к кому-то в гости, то иду наверняка.
– Охотно верю, – мошенник кивнул. – Кто ты? Ты так и не сказал.
– А по-моему, сказал.
– Только то, что ты сыщик.
– Верно. А этого мало?
– Я хочу знать, на кого ты работаешь. И еще, не худо бы имя. Или кличку. А то нехорошо выходит – ты меня знаешь, а я…
– Зови меня Мастером, – усмехнулся уголками губ гость.
– Хорошо, Мастер. Так на кого ты работаешь?
Гость склонил голову к плечу:
– Другой бы возмутился – мол, кто кого выспрашивает? Но я не буду. Я отвечу честно. Я работаю на императора, да живет он вечно.
И вот тут выдержка изменила Берельму. Он побледнел, дернулся, как от удара.
– Правда?
– Я вообще не склонен врать. Или блефовать.
– Значит, меня… – Ловкач недоговорил, но и так понятно, что он имел в виду. Если следствие докажет хотя бы десятую часть его преступлений, то рудники покажутся самым легким наказанием. А ведь на самом деле никто и не будет доказывать. Дыба, мьельский сапог, капли холодной воды на темя, и любой преступник признает каждое из выдвинутых против него обвинений. Вплоть до покушения на убийство императора и заговор с целью передачи протектората над Барном пиратам с Халиды.
– Пока нет, – обнадежил его Мастер. – Но поверь, я долго за тобой следил. Не хотел брать раньше времени.
– Что ж так? – через силу улыбнулся дрожащими губами Берельм. Пусть не думает, что он боится!
– А понимаешь ли, я служу в тайном сыскном войске. И привык ловить шпионов и смутьянов-заговорщиков, а не мошенников, ловко обувающих недотеп-банкиров и бестолковых купцов.
– Тогда зачем? – сразу взял быка за рога Ловкач.
– Зачем ты мне?
– Да. Зачем?
Мастер закинул ногу за ногу, покачал ступней.
– Ты умен, хитер, умеешь притворяться. И, должен заметить, притворяешься очень хорошо. Не всякому артисту-лицедею под силу.
– Спасибо. Не думал, что сыщики способны оценить настоящее искусство. – Берельм скопировал позу сыщика.
– Вынужден тебя огорчить. Настоящего искусства в твоих выходках очень мало.
– Да? – Ловкач поправил штанину, щелчком пальцев сбил пылинку. Потер колено. – А что же тогда хвалишь меня?
– А почему бы и не похвалить? Я перечислил те качества, за которые намерен смягчить тебе наказание. В разумных пределах, само собой.
– Да? И как же мое лицедейство способно искупить наказание… Ну, к примеру, за использование поддельных векселей? – Рука Берельма непринужденно скользнула к голенищу сапога, где все еще ждал своего часа нож с легкой рукояткой – такие очень удобно метать.
Два пальца за голенище… А вот и костяной черенок. Ну, сейчас поглядим кто кого…
Мошенник даже не сообразил сперва, что именно произошло. Серебристая молния мелькнула у щеки, обдавая прорывом ветра. И тут же за рукав что-то сильно дернуло. Он попытался быстро вернуть руку на место, сделав вид, что ни в чем не виновен, но не сумел. Скосил глаза. И похолодел.
Рукав скромного камзола был пришпилен к табурету легким метательным ножом, похожим на молодую щуку.
– Я же предупреждал… – укоризненно проговорил Мастер.
В его пальцах серебристо поблескивали еще два ножа.
– Сейчас ты очень медленно достаешь то, что прятал за голенищем, и кладешь на пол, – медленно и раздельно сказал сыщик. – Уяснил?
Берельм кивнул. Хотел сказать – да, мол, уяснил, но захрипел пересохшим горлом и решил не позориться лишний раз. Вынул нож, бросил его на пол перед собой.
– Теперь толкай ногой ко мне.
Ловкач повиновался.
– Вот и молодец, – удовлетворенно кивнул Мастер. – Вообще-то хорошо, что ты строптивый. Для моего дела нужен человек с норовом, как у каматийского жеребца. Тряпка не справится.
Берельм молчал, только тяжело дышал. Он запоздало осознал, что находился на волосок от гибели. Если бы сыщик захотел, то убил бы его, затратив не больше усилий, чем на назойливую муху. И все-таки… Если не убил сразу, не вяжет руки, не тащит в застенок к допросникам, значит, есть шанс поторговаться и в дальнейшем.
– Молчишь? – приподнял бровь Мастер. – Это правильно. Похоже, начинаешь понимать что к чему.
Ловкач глянул исподлобья, но губ не разжал.
– Ладно, – продолжал сыщик, нисколечко не смутившись. –
