матерому наемнику.
Колени к животу и резко выпрямить!
Череп взвыл, словно кот, которому прищемили хвост дверью. Да нет! Как десяток котов. Согнулся, хватаясь за причинное место. А студент зацепил его ступней за лодыжку, дернул…
Нет, Джакомо-Череп не поддался на простецкую уловку. Даже боль, застилающая взор, не помешала. Он перенес тяжесть тела на другую ногу, потому и не упал. Отпрыгнул, тяжело дыша. Зарычал. Потянул из ножен длинный корд. Добыча оказалась с зубами.
Воспользовавшись замешательством врага, Антоло перевернулся на четвереньки и, превозмогая боль, поднялся на ноги. Вместо корда у него имелся короткий (клинок в две ладони) нож, спрятанный за голенищем.
– Ну все, котяра, конец тебе, – прорычал Череп.
Табалец дернул за рукав Лейну, толкнул ее себе за спину:
– Беги, спасайся!
Девушка мычала, выпучив глаза, и не трогалась с места.
Джакомо пошел вперед сгорбившись и удерживая оружие в опущенной руке.
Антоло пятился, прикрывая оцепеневшую от страха «невесту». Он не спускал глаз с наемничьего корда. Боялся, что, если пропустит первый удар, второй врагу уже не понадобится.
– Беги! Беги, дура! – бросил он через плечо. – Предупреди! Слышишь?
– А? Что? – Лейна непонимающе вскрикнула и вдруг вцепилась двумя руками в плечо Антоло.
– Ты что? Отпусти, дура!
Студент дернулся, пытаясь вырваться, и тут Джакомо прыгнул вперед. Полоснул клинком вправо, влево. Острие вспороло рубаху на груди парня, прочертило жгущую полоску по груди. Антоло попытался отмахнуться ножом, но скулящая Лейна сковывала движения. Табалец успел заметить, как легко Джакомо уклонился от его неуклюжего тычка, и отчаянно затрепыхался, освободившись наконец-то от мертвой хватки девушки. Но изготовиться к бою, чтобы оказать достойное сопротивление, он так и не успел. Излюбленным приемом Череп лягнул парня под колено, приложил кулаком под дых, а потом резким ударом выбил нож.
Антоло понял, что это и вправду конец. Сжался, ожидая почувствовать вонзающуюся в живот или между ребер острую сталь, но вместо этого получил рукояткой корда в висок, обмяк и, цепляясь всеми силами за уходящее сознание, повалился на пол.
Когда в дверь забарабанили тяжелые требовательные удары, Кир сидел на кухне и прикидывал – начинать четвертую булку или повременить до обеда. Как же далеко, бесконечно далеко остались те дни, когда можно было выйти на Клепсидральную площадь имперской столицы, купить у лоточника какой-нибудь вкуснятины, пройтись по городу в компании друзей. Где они теперь? Лен погиб. Глупо, нелепо, в бордельной драке. Верольм и Фальо наверняка арестованы, разжалованы и в лучшем случае отправлены в заброшенный Триединым и людьми форт на южной границе Окраины, а в худшем умерли от непосильного труда и непривычной пищи где-нибудь в каменоломнях Аруна. А он, зачинщик этой драки, выжил и сейчас наворачивает за обе щеки булки с винной ягодой…
– Кто бы это? – недовольно пробурчал фра Одберг и, грузно ступая, пошел к двери.
– Эй, дядька! Погоди! Не открывай! – встрепенулась Цветочек, наряжавшая тут же, рядом, куклу с младшей дочкой пекаря.
– Так бьют же ж как… – Грузный мастеровой не остановился. – Не ровен час сломают…
– Малыш! – Цветочек обернулась к Киру. – Что думаешь?
– Не называй меня так! – поморщился парень. – Меча, жаль, нет…
– Вот и я думаю… – протянула разведчица. – Не быть бы беде.
Она кивнула Киру на черный ход.
– А они? – Молодой человек указал глазами на пекаря и испуганно сжавшуюся на лавке девчушку.
Цветочек небрежно пожала плечами:
– Нас не будет – выкрутятся. Первый раз ему, что ли?
Тем временем Одберг поравнялся с дверью и положил широкую ладонь на засов.
– Ты хоть спроси, кто там. – Цветочек вцепилась Киру в рукав и поволокла его прочь, к выходу.
– Кто там? – послушно пробасил пекарь.
– Открывай, подлец! – донесся приглушенный досками хриплый голос. – Открывай! Именем его светлости!
Кирсьен и девушка переглянулись. Неужели и вправду неприятности начались? Тогда что там с Антоло? Даже думать не хочется.
– Где колодец, ты помнишь? – вполголоса проговорила Цветочек.
– Помню, – кивнул молодой человек. И почему-то спросил: – Тебя в самом деле Торкой зовут?
– Торка! – хмыкнула она. – Как бы не так. Тятька постарался. Торкатла – мое имя.
Несмотря на серьезность ситуации, Кир усмехнулся. Ну, не вязалось строгое имя с ее облупленным носом и постоянной тягой плести веночки. Вот лет через тридцать будет она и впрямь Торкатлой, нарожает целый выводок детей – больше, чем у Одберга, – будет пилить мужа или сразу бить его скалкой промеж глаз, когда тот вернется из трактира навеселе. Если, конечно, она проживет эти тридцать лет. Война обычно не спрашивает, а берет свое без разрешения.
– Что ржешь? – нахмурилась девушка. – Я тебе…
– Я не над тобой, – заверил ее Кир, хватая прислоненную к стене метлу. – Вспомнил, как с Мелким на палках дрались…
Быстрым движением он освободил держак лопаты от прутьев, перехватил поудобнее. Если стража у Медренского не полные дураки, то к черному ходу они тоже должны послать кого-нибудь. Цветочек кивнула с пониманием, цапнула забытый на столе нож.
Их правда ждали во дворе. Двое стражников с алебардами и седоватый наемник в бригантине. Киру показались знакомыми его крысиное лицо и маленькие красные глазки. Кажется, человек из банды Черепа. Ой, как плохо…
Медренцы увидеть беглецов не ожидали. Или не ожидали увидеть так скоро. Несколько упущенных мгновений стоили им успеха в схватке. Кир длинным выпадом ткнул черенком от метлы под ложечку правому стражнику, треснул по шее левого. Едва успел отбить в сторону меч седоватого. Но ведь успел же!
Сзади, в доме, раздался грохот и громкие крики. Похоже, дверь просто сорвали с петель.
– Бежим! – Цветочек наклонилась над скорчившимся и растирающим шею стражником. Взмахнула ножом.
Кир и наемник застыли друг напротив друга. «Если он и впрямь из людей Черепа, – подумал молодой человек, – должен помнить ту дуэль на берегу Арамеллы. Опасается? Похож. Считает меня колдуном? Сейчас проверим…»
Тьялец поднял левую руку и выкрикнул первые слова, пришедшие
